У меня самая маленькая комната, выходящая на самую шумную улицу. Почти всю комнату занимает кровать. Мое окно похоже на гильотину, и об этом была первая шутка, которую отпустил Джек в день, когда я внесла свои чемоданы. “
Ставней нет, зато есть два чайника. Ковролин в коридорах и даже в ванной и туалете. Надо хорошенько завязывать мешки с мусором, которые выносишь, потому что ночами лисы приходят порыться в них.
Иногда я сажусь в первый попавшийся красный автобус. Поднимаюсь на второй этаж, прижимаюсь лбом к стеклу и еду, не зная куда. Поначалу я выходила на конечной. Теперь я знаю, что на последних остановках редко бывает что-нибудь интересное. Я покупаю две пиццы, чтобы получить третью бесплатно. Однажды ночью, после вечеринки, я зашла в супермаркет за покупками, чтобы посмотреть, что делается там в два часа ночи. По воскресеньям Джек готовит
Чуть ли не в первый день Лорен предложила мне пойти с ней на вечеринку к друзьям. Около десяти, хотя мне казалось, что было на пять часов больше, мы пошли в ночной клуб, разместившийся в бывшей церкви. И здесь на полу тоже был ковролин. Я спросила у Лорен:
Моя повседневная жизнь однообразна. С утра у меня три часа интенсивного курса с Дарреном, интеллектуалом, которому так важны детали, что он даже носки подбирает под цвет галстука-бабочки. Помимо лексики и грамматики, Даррен учит меня произношению по особой методике. Это смесь пения и скороговорок, которые он заставляет меня повторять до бесконечности.
После обеда я читаю всевозможную прессу, переписываюсь с моей оставшейся в Париже командой и пишу текст, который буду записывать вечером для своего подкаста. По выходным ко мне приезжает Бенжамен, и мы бродим по Лондону, от Ковент-Гардена до Брик-Лейн, не минуя Камден-Таун, Пикадилли-Серкус и Гайд-парк.
Кроме Лорен и Джека у меня никого нет. Мне бывает одиноко, и я все чаще делюсь событиями своей жизни в социальных сетях. Однажды я получаю уведомление на телефон. У меня новый подписчик. Его ник – maxime.jdn. Его профиль почти пуст, но последняя фотография была сделана меньше недели назад в Париже. На ней он держит в вытянутой руке круассан перед булочной возле дома своих родителей. Подпись – всего две короткие фразы: «Лучший круассан в Париже. Но в моих воспоминаниях он гораздо вкуснее».
В следующие дни я караулю сообщения в мессенджере. Говорю себе, что Максим обязательно мне напишет. Дни идут, но он молчит.
А потом он как-то постит новую фотографию. Я сразу узнаю витрину бара, в котором мы провели вечер перед его отъездом в Канаду. Внизу – четыре строчки, первый куплет песни Рено о том, как хорошо присесть на скамейку и смотреть на прохожих.
Я жду Астрид на вокзале Сент-Панкрас. Она запланировала эту поездку сразу, как узнала, что я проведу здесь полгода. На прошлой неделе, когда я спросила ее по телефону, чего ей хочется, она взяла с меня обещание ни в коем случае не планировать ничего особенного. «Не готовь мне банальную туристическую программу. Мне плевать на Биг-Бен и любые другие дурацкие часы. Я еду повидать тебя. Ну ладно, так и быть, еще и двух-трех англичан».
Мы провели часть субботы за столиком в пабе, расположенном в конце моей улицы. Когда нам надоело там, мы немного прогулялись и зашли в другое заведение. Так, от паба к пабу, мы добрались до входа в Банхилл-Филдс, четырехсотлетнее кладбище в самом сердце Лондона. Покосившиеся надгробные камни среди деревьев громоздятся один на другой. Это удивительное место. Даже потрясающее. Тихая гавань посреди городской суеты. Астрид садится на скамейку, чтобы полюбоваться этим странным зрелищем. Я устраиваюсь рядом, и мы долго молча наблюдаем за прохожими, которые идут по узкой дорожке, соединяющей Сити-Роуд с Банхилл-Роу, как будто просто срезая путь.
– Billie and the Graves[27]
– хорошее название для группы, а? Постой, не двигайся!Она вскакивает, направляет на меня свой телефон и фотографирует.
– Вот. Есть обложка для твоего первого альбома.