Кто ты, Билли Притти?

Все всегда было так просто с Бенжаменом. Он полюбил меня в одну секунду и с тех пор делает все, чтобы со мной ничего не случилось. От этой мысли у меня появляется улыбка и одновременно сжимается сердце: в ней любовь и ее противоположность. Три года со мной ничего особенного не случалось. Я знаю, что полюбила его именно за это. За стабильность. За его пиджак, накинутый на мои плечи, за мои никогда не пустовавшие бокалы и мое всегда полное сердце.

Однажды Астрид сказала мне: «Бенжамен – это любовь в домашних тапочках». Я раздраженно нахмурилась, и она поспешила добавить: «Нет, постой, это же гениально – тапочки. Нас так достает ходить на шпильках!»

* * *

Я открываю дверь квартиры, и запах какого-то блюда под соусом щекочет мои ноздри.

Бенжамен готовит ужин, рукава засучены до локтей, вокруг талии повязан фартук. Он из тех, кто повязывает фартук, чтобы стряпать, надевает пижаму, чтобы спать, и кутается в халат, чтобы выйти из душа. Он пользуется рожком для обуви, ножом для рыбы, закладкой для книг, ножиком для разрезания страниц, зонтиком. У него есть своя вещь для каждого действия в жизни, и его жизнь похожа на рождественские подарки от дальнего родственника. В то время как мне случается вытирать нос концом шарфа и есть йогурт ручкой вилки. Я люблю смотреть на него, на человека, столь непохожего на меня.

Я подхожу к Бенжамену, он целует меня в лоб и спрашивает, как прошел день. Потом предлагает мне бокал вина, красного, которое посоветовал ему Фабрис, хозяин винного погребка в конце улицы. Это тоже очень на него похоже. Покупать у знатоков. Задавать вопросы, налаживать связи. Допив эту бутылку, он пойдет к Фабрису рассказать, как ему понравилось, и они будут долго и подробно выбирать следующую.

Подношу бокал к губам.

– Тебе нравится? Чуточку терпкое, на мой вкус, но с тонким букетом.

– Я получила предложение на работе.

Он откладывает деревянную ложку, вытирает руки о фартук.

– Предложение?

И я рассказываю ему все. Словами Клары, аккуратно нанизанными одно на другое. Рейтинги, выход на международный уровень, продвижение. Бюджет выделен. Приоритетный проект компании. Ради меня. Ты представляешь? Я продолжаю, не давая ему вставить слова. Полгода в Лондоне, интенсивный курс английского, чтобы заговорить на этом языке, которым я не владею. Поработать над акцентом. Я говорю: «Вызов». Еще говорю: «Шанс». Добавляю: «Это прекрасная возможность». Дополняю: «Одна из тех, которые выпадают только раз в жизни». И умолкаю. Бенжамен кивает с сосредоточенным видом.

– Действительно, это гениально. Ты должна ехать, это точно. Полгода – пустяки. Я буду навещать тебя, ты будешь приезжать домой. Лондон совсем рядом. Мы справимся.

– Есть еще кое-что.

– Да? Я тебя слушаю.

– Я хотела тебя спросить…

– Да?

– Кто такая Эльза?

* * *

До него дошло не сразу. Он повторил: «Эльза?», как будто не понял, кого я имею в виду. А потом вдруг рассмеялся. «А-а-а, Этьен! Ты хочешь сказать Этьен». Я нахмурила брови. Я вовсе не хотела сказать Этьен. Иначе так и сказала бы – Этьен. Но я сказала Эльза. Мои губы в согласии с моей головой произнесли: «Эльза». Он снова засмеялся. Я еще подумала: он смеется, потому что не знает, что сказать. Должно быть, он понял, что я прочла сообщение, и пытается выиграть время. Мне вспомнились слова в женском роде: «Я была рада с тобой увидеться». Эльза была рада увидеться с ним, это как-никак логичнее, чем если бы Этьен была рада увидеться с ним. Он обнял меня за плечи, тихонько привлек к себе. И сказал, что Эльза – это Эльза Этьен, девушка, которая занимается его раскруткой в Лилле. Никто никогда не называл ее Эльзой. Разве что в первую неделю. А потом для всех она стала Этьеном. Знаешь, такая девушка типа пацанка, орет в микрофон, вскочив на стойку бара, и пьет за четверых. Однажды она остригла себе волосы кухонными ножницами, потому что так было удобнее на пьянках. Короче, Этьен. Теперь она журналистка. В общем, это было предсказуемо, не акушеркой же ей быть, мы и познакомились-то в высшей школе журналистики. Я встретил ее два дня назад на пресс-конференции. Она изменилась. Скажем так, крутить свой лифчик над головой перед председателем Сената она не собиралась, но да, она изменилась. Вообще, наверно, все мы изменились.

Бенжамен выдерживает паузу, смотрит вдаль, потирая подбородок, потом снова на меня.

– Что? – спрашиваю я.

– Ничего.

– Да нет, почему ты улыбаешься?

– Я улыбаюсь потому, что впервые, с тех пор как мы вместе, ты, кажется, немного ревнуешь.

* * *

Я приглашена на открытие медиатеки имени Франсуа Миттерана, огромного здания, которое выглядит совершенно непропорциональным по отношению к размерам городка. Ну да ладно, для культуры слишком много места не бывает. Это скажет один из местных избранников в своей речи перед небольшой плотной толпой хорошо одетых людей.