Кто в армии служил, тот в цирке не смеется

Делать нечего, Саня поворачивается к неугомонному ефрейтору лицом, делая вид, что только что проснулся:

— Ну, чего тебе? — он делано зевает.

— Мне ничего. Просто нашему майору медицинской службы подполковника присвоили. Будет сегодня у наших медичек скоромный день, да и нам не грех разгуляться! Пользуйся случаем, герой-любовник. Я тут уже подшустрил маленько с одной сестричкой, чего и вам желаю. Вот хотя бы Ниночку, ты же к ней давно неровно дышишь, я всё вижу. — Иванцов хамовато смотрит на Саню, потом достаёт из бокового кармана маленькое зеркало и начинает разглядывать свою рыжую физиономию.

— Брось трепаться! — выдавил из себя Белозёров.

— Нет, она, конечно, девушка честная, но за деньги, говорят, всем и всё может… — промурчал Иванцов, продолжая смотреться в зеркало. Потом кивнул на Санину тумбочку возле кровати и продолжил: — Тебе же выдали твои «гробовые». Денег, конечно, маловато, но на Ниночку, думаю, хватит.

У Белозёрова начинает кружиться голова, он не просто злится на ефрейтора, он его в этот момент НЕНАВИДИТ!

— Кончай трепаться и давай вали отсюда к себе в палату, — тихо сказал Саня и откинулся на подушку, продолжая молча разглядывать борьбу мухи с солнечным зайчиком.

— Ну, если, граф, моё общество вам наскучило и стало в тягость, то мы убываем вечерней лошадью в Париж или Урюпинск, я ещё не определился. — «Рыжая бестия» артистично взмахнула руками, уронив при этом на пол свой костыль. Иванцов так долго возится с упавшим костылем, что Саня уже теряет терпение. Наконец он уходит, и в коридоре раздается удаляющееся «тук, тук, тук, тук…»

— Вот козёл! А казался нормальным пацаном… — Санина голова опять начинает болеть, и скверное чувство липкой чёрной жижей заполняет сознание, переходя в тягучую физическую боль во всем теле.

Весь вечер из ординаторской, которая находится рядом с палатой Белозёрова, слышится девичий смех, громкие разговоры и приглушённая дверью музыка. Потом цоканье каблуков, видимо, начинаются танцы. Сегодня Нинина смена, и она пару раз за вечер торопливо обегает все палаты своего отделения. Каждый раз, когда она заходит в палату, где лежит Саня, он делает вид, что спит, а сам смотрит на неё сквозь смеженные веки. Он видит её лицо. Глаза блестят, щёки покрыты румянцем, губы стали ещё краснее, ей сейчас не нужна никакая губная помада. Пробежав по палатам, она спешит назад в ординаторскую.

Около часа ночи из ординаторской выплеснулся веселый гомон и топот десятка пар ног. Он потёк по коридору и, постепенно удаляясь, затих где-то на лестничных пролётах. Наконец-то все разошлись по домам.

Минут через пятнадцать Белозёров слышит в коридоре стук Ниночкиных каблуков. Цок-цок-цок! Этот стук он узнал бы из тысячи звуков. Когда цоканье каблуков приблизилось к его палате, он крикнул:

— Сестра! Нина!

Дверь в палату быстро открылась и на пороге появилась Нина, белый халат на ней расстёгнут, под ним видна тонкая красная блузка, облегающая красивую грудь.

— Наш молчун заговорил! Свершилось чудо! — Нина подошла к его кровати. Потом положила на Санину голову свою прохладную руку, медленно провела ею по волосам. — Что у нас случилось?

От этого прикосновения у Белозёрова начала кружиться голова, и он тихо выдавил из себя:

— Нина, я тебя очень люблю. Не мог сказать этого раньше.

Нина убрала с его головы руку и отошла к окну. Долго смотрела в темень ночи и сказала:

— Ну вот! Ещё один мотылёк налетел на огонёк свечи. И сгорел или ещё не успел? Белозёров, поспи, наутро всё пройдёт. Вы все так говорите, не ты первый, не ты последний. А после выписки даёте номер чужого телефона, и ищи, Маруся, ветра в поле. Воспитывай детей! — Она резко развернулась от окна и пошла к выходу из палаты.

— Ладно, пошутил. Я тебя просто хочу! — сказал Саня и сам удивился своей наглости. Кровь начала бешено колотиться в висках, и он сразу покраснел.

— А вот это уже что-то новенькое. Совсем спятил? — Нина поглядела на него уже с какой-то долей презрения. Они долго выжидающе смотрят друг на друга, и Белозёров, ещё больше удивляясь сам себе, сказал, придав голосу максимум уверенности:

— Так я же не просто так, а за это! — и показал глазами на свою тумбочку.

Презрительное выражение сразу сходит с Нининого лица, сменившись крайней заинтересованностью.

— И что же это у нас там? Интересно взглянуть. — Она, смешно семеня своими красивыми ножками, на цыпочках подходит к тумбочке и двумя тонкими пальчиками с красивым маникюром открывает её. Потом запускает правую руку в глубину тумбочки и долго водит пальцами по шелестящим купюрам. Затем быстрым движением сгребает их и, недолго подержав руку на уровне Саниного лица, как бы давая ему время попрощаться со своими деньгами, Нина быстро прячет их в карман своего белоснежного халатика. Улыбнувшись, она смотрит почти серьёзно Сане в глаза:

— А ты сможешь?

— Если ты поможешь, — сказал Белозёров и, как мальчишка, опустил глаза.