Одной из причин, пожалуй, стал довольно очевидный факт, что демонстрация военной мощи производит впечатление на многих россиян, особенно если учесть, что в стратегическом отношении Россия занимала оборонительную позицию на протяжении большей части из тех тридцати лет, что прошли с момента прихода Горбачева к власти в 1985 году. Российские патриоты получили свидетельство разворота во внешней политике, и игнорировать его было сложно. С первых лет на посту президента, когда Путин еще культивировал образ прозападного реформатора, российские националисты относились к нему с подозрением. И все же за несколько дней почти без единого выстрела часть Украины, вожделенная этническими националистами и желающими воссоздать Российскую империю или СССР (обе категории людей существуют в действительности и имеют много общих целей), была “возвращена” матушке-России.
Наши данные явно свидетельствуют, что после Крыма националисты почувствовали себя эмоционально ближе к Путину, чем до аннексии. И неважно, о каких именно националистах идет речь – о тех, кто сильно привязан к российскому государству, о тех, кто остро чувствует свою принадлежность к русскому этносу, или о тех, кто не мыслит себя без русского православия. Все они сочли аннексию Крыма и последующую войну на востоке Украины поводом установить более близкую эмоциональную связь с президентом.
Весьма примечательно, что, если верить данным, аннексия Крыма не обострила националистические настроения россиян – или обострила их незначительно. В 2013 году целых 38 % наших респондентов сказали, что считают принадлежность к российскому государству очень важным элементом своей самоидентичности. В 2014 году их число возросло лишь до 45 %. По другим критериям национализма изменения оказались еще более несущественными. Доля людей, считающих принадлежность к русскому этносу или православию очень важными элементами своей самоидентичности, осталась неизменной на обоих этапах исследования26
.Возбуждение
Аннексия Крыма и вторжение на другие территории Украины не могли не получить поддержку российских националистов. Однако большинство россиян нельзя отнести к радикальным националистам, и все же десятки миллионов российских граждан оказались под властью крымского “момента” и последующей войны в Донбассе. Даже если участие этих людей в событиях сводилось к сидению на диване перед телевизором или компьютером, многие россияне чувствовали эмоциональный заряд, словно на самом деле там были.
Случившееся с россиянами после аннексии Крыма – то, что другие называли “крымским синдромом”, – поразительно напоминает феномен, впервые описанный более ста лет назад французским социологом Эмилем Дюркгеймом27
. Изучая религиозные ритуалы австралийских аборигенов, Дюркгейм заметил удивительную вещь. Святость достигалась через единение: взаимодействие с другими людьми в тот же необычный момент, который разрушал размеренность и монотонность обыденности. Вызываемую этим исключительным единением эйфорию – то же самое мощное воодушевление, которое мы испытываем, оказываясь “на одной волне” с другими, будь то в церкви, в толпе на рок-концерте или на трибуне футбольного стадиона, – Дюркгейм назвал “коллективным возбуждением”.Дюркгейм родился в 1858 году в городе Эпиналь на востоке Франции в семье потомственного раввина и швеи. Он начал образование в раввинской школе, но склад его ума оказался совершенно светским. Молодой Дюркгейм считал, что главная интеллектуальная задача эпохи состоит в том, чтобы понять людей и изучить, как они взаимодействуют друг с другом, опираясь при этом не на религиозные категории, тысячелетиями господствовавшие в рассуждениях об устройстве общества, а на эмпирический подход, который сегодня можно назвать подходом на основе данных.
Хотя Дюркгейм позволил нам значительно расширить свои представления о социальном (и антисоциальном) поведении, для анализа российского опыта 2014 года особенно важна книга, которую он опубликовал в 1912 году, всего за пять лет до смерти, – “Элементарные формы религиозной жизни”28
. В ней делается попытка понять происхождение религии преимущественно на основе изучения религиозных ритуалов, которые Дюркгейм считал моментами, когда люди выходят за границы обычной, повседневной жизни и вместе принимаются за необычный, или священный, обряд.