Кубик из красной пластмассы

Без пощады любого, о ком говорили: «Вот враг!»

Да разгневались Боги… и кровью политый отряд

Превратили однажды в свирепую стаю собак.

Может, думали Боги – вот тут-то мы пустим слезу

И у храмовых стен завывать устремимся бегом?..

А ничуть не бывало! Ведь злые собаки грызут

Очень даже исправно любого, кто назван врагом.

Псу не надобны деньги, он служит за вкусную кость,

За хозяйскую ласку, за коврик в непыльном углу,

За возможность кусать, изливать кровожадную злость…

И ему безразлично, служить ли добру или злу.

Вот и нас, превращённых, недолго снедала тоска.

Вмиг нашёлся хозяин для четвероногой орды.

Мы почуяли крепкую длань на своих поводках

И носами припали к земле: «Укажи нам следы!..»

И доныне мы носим обличье клыкастых зверей,

Чья забота сражаться, как только приказ прозвучит.

Если встретите нас – уходите с дороги скорей

И молитесь, чтоб мы не за вами летели в ночи…

***

Из-за пазухи вынув щенка-сироту,

Обратился Хозяин со словом к коту:

«Вот что, серый! На время забудь про мышей:

Позаботиться надобно о малыше!

Будешь дядькой кутёнку, пока подрастёт?» -

«Мур-мур-мяу!» – согласно ответствовал кот.

И тотчас озадачился множеством дел -

Обогрел, и утешил, и песенку спел.

А потом о науках пошёл разговор:

Как из блюдечка пить, как проситься во двор,

Как гонять петуха и сварливых гусей…

Время быстро бежало для новых друзей.

За весною весна, за метелью метель…

Вместо плаксы щенка стал красавец кобель.

И, всему отведя в этой жизни черёд,

Под садовым кустом упокоился кот.

Долго гладил Хозяин притихшего пса…

А потом произнёс, поглядев в небеса:

«Все мы смертны, лохматый… Но знай, что душа

Очень скоро в другого войдёт малыша!»

Пёс послушал, как будто понять его мог,

И… под вечер котёнка домой приволок.

Тоже – серого! С белым пятном на груди!..

Дескать, строго, Хозяин, меня не суди!

Видишь, маленький плачет? Налей молока!

Я же котику дядькой побуду пока…

ИЗ РОМАНА «САМОЦВЕТНЫЕ ГОРЫ»

***

Расскажу я вам повесть минувших времён

О бродячем певце. От Богов одарён,

По краям чужедальним он, странствуя, пел

И везде прославлял свой родимый предел.

«Там, – он пел, – не умолкнут ручьёв голоса.

Там траву целовать не устанет коса,

Но лишь вдвое пышней вырастает трава,

И стада не объедешь ни в месяц, ни в два.

Там склоняются ветви под грузом плодов:

Нету в мире прекраснее наших садов!

А за ними горят городов огоньки,

И дробят их спокойные воды реки,

Отраженье бросая в пучины небес…

Вы нигде не найдёте подобных чудес!»

Принимали его у степного костра,

И на склонах хребтов, где кочуют ветра,

И у берега моря, где тучи и мгла,

И в пустынях, жарою спалённых дотла,

И в избушке лесной, и под сводом дворца -

Всюду рады заезжего слушать певца.

Видно, силу особую Небо даёт

Тем, кто в сердце чужбины о доме поёт!

Много лет в одиночку торил он свой путь…

И однажды надумал домой завернуть.

Что же дома? Он в ужасе смотрит вокруг…

Травостойный и пастбищный вытоптан луг,

За чужими стадами не видно земли,

У причалов чужие стоят корабли,

Незнакомые дети играют в садах,

Незнакомые песни слышны в городах,

Даже храмы и те изменили свой вид,

А на троне отцов – иноземец сидит…

…Оттого-то, друзья, пуще всякой заразы

Мы с тех давних времён опасаемся сглаза.

Ибо вот как аукнулось эхо похвал,

Что он родине в дальнем краю расточал.

***

Горькие зелья себе проливая на платье,

Злобу ничтожных людей принимая без стона,

Старый волшебник трудился над неким заклятьем,

Тысячу лет посвятив разысканьям учёным.

Всем пренебрёг в этой жизни мудрец одинокий,

Дружбу забыл и любовь, отказался от славы,

Лишь бы почувствовать в жилах чудесные токи

И укрощённую формулу миру оставить.

Брошенный всеми, торил он дорогу во мраке,

До бесконечности пробовал так и иначе…

…И наконец начертил вожделенные знаки,

В день завершенья трудов ожидая удачи.

И… ничего! Перед ним – ни огня, ни движенья,

Ни очертаний в дыму благовонном и зыбком…

Вот и пришлось ощутить ему вкус пораженья.

Хуже: он понял, что вышла не просто ошибка.

Так и должно было быть! Он преследовал тени.

Больше себе не откажешь в признании честном:

Весь его путь вдохновенных трудов и лишений

Был обречённым полётом в бесплодную бездну.

Что же теперь? Понапрасну истрачены силы,

Целая жизнь, посвящённая тайне заклятья.

Сколько ещё отделяет его от могилы?..

Долго он плакал. А после… вернулся к занятьям.

Много ли, мало ли дней впереди остаётся,

Может быть, снова в тупик заведёт его опыт…

Разницы нет старику. Он над формулой бьётся

И под ретортой очаг потихонечку топит.

***

Это было давно,

Да запомнилось людям навек.

Жил в деревне лесной

Старый дед с бородою как снег.

Кособочился тын

Пустоватого дома вокруг:

Рано умерли сын

И невестка, но радовал внук.

Для него и трудил

Себя дед, на печи не лежал,

На охоту ходил

И хорошую лайку держал.

Внук любил наблюдать,

Как возились щенки во дворе:

Чисто рыжие – в мать

И в породу её матерей.

Но однажды, когда

По-весеннему капало с крыш,

Вот ещё ерунда! -

Родился чёрно-пегий малыш.

«Знать, породе конец! -

Плюнул дед. – Утоплю поутру…»

Тут вмешался малец:

«Я себе его, дед, заберу!

Пусть побудет пока,

Пусть со всеми сосёт молоко…»

Но пронять старика

Оказалось не так-то легко.

Вот рассвет заалел…