Кубок Аркесилая в контексте: Греческое взаимодействие с погребальным искусством позднего периода

В общем, единственная особенность чаши Аркесилая, которая твердо поддерживает использование художником Аркесилая египетской модели, – это бабуин. Существует различная ценность в идентификации нескольких дополнительных взаимодействий между иконографическими элементами чаши и египетским искусством, включая платье Аркесилая, фигуру "писца", весы и других животных. Маловероятно, что имеющиеся данные можно использовать для конкретизации таких возможностей. Вместо того, чтобы связывать отдельные иконографические детали, более уместно признать, что большинство особенностей сюжета и организации тондо чаши создают только общее впечатление, будто сцена смоделирована на взвешивании сердца. Тем не менее, сила этого впечатления, включение павиана и необычность предлагаемого исходного материала, в целом, достаточны, чтобы предположить, что художник Аркесилая непосредственно использовал образец или иное очень четкое описание сцены взвешивания сердца при оформлении чаши Аркесилая.

Интерпретация сюжета

Чаша Аркесилая, похоже, отвергает типичные темы лаконской керамики шестого века, такие как мифологический конфликт, боги и пиршество элиты, в пользу сцены, показывающей взвешивание сильфия и смоделированной по образцу египетского погребального искусства. Необычны не только сюжет и использование египетской модели, но также аннотация тондо и изображение исторической личности Аркесилая II, которое практически уникально (Mei 2013, 29–30). Такое странное сочетание характеристик предполагает, что чаша не могла быть произведена как коммерческое предположение, а была заказана для иллюстрации конкретной темы или идеи. Но что это была за тема или идея и что она говорит нам о покупателе?

Агора Аркесилая

Одно из объяснений украшения чаши состоит в том, что она была задумана как изображение события, свидетелем которого был художник в Кирене. Вывод Брессона, несмотря на то, что он признал сцену взвешивания сердца в качестве модели для композиции чаши, заключается в том, что сцена представляет собой попытку воспроизвести акт взвешивания, свидетелем которого является художник на агоре (или царском складе) Кирены (Bresson 2000, 94). Другие также предположили, что чаша изображает экзотических животных в попытке запечатлеть фауну, свидетелем которой был художник в Кирене, и что общая сцена соответствует реальному событию, взвешиванию сильфия Кирены на рынке или на корабле.[21] Такая точка зрения сохраняется и в более поздних исследованиях: Прост (Prost 2018, 164) заявляет, что "некоторые [периэки] видели дворец Аркесилая II из Кирены, поскольку они могут изображать сцену взвешивания сильфия".[22] Напротив, ничто в деталях чаши не требует, чтобы мы вообразили, что художник Аркесилая работал над ней в Кирене, где его работы также не очень хорошо представлены (Coudin 2009, 233). Уже обсуждалось, что фауна находит параллели в другом искусстве, греческом и египетском, и вряд ли возможно представить, что бабуин здесь олицетворяет реальность. Кроме того, идея о том, что картина отражает либо личные воспоминания, либо какой-то организованный портрет, кажется, не соответствует большинству подходов к темам и производству лаконской керамики.

Вместо этого стилизация сцены взвешивания, ее представление и принятие аспектов египетского искусства предполагают, что тема взвешивания, эстетической новизны, четкого определения процессов и задействованных людей были для художника гораздо важнее, чем оставшиеся правда жизни. Даже если бы художник посетил Кирену, трудно сказать, стал бы он свидетелем того, как король лично руководил взвешиванием товаров. Хотя свидетельства указывают на царскую монополию на сильфий к 560 г. до н. э., вряд ли стоит делать вывод о том, что царь регулярно сидел и наблюдал за взвешиванием сильфия, за исключением, возможно, особо важных случаев. Его включение здесь подчеркивает его контроль, а не изображает пример такого контроля.

Суд над душой

Можно предположить, что чаша Аркесилая была найдена в гробнице в Вульчи, принадлежащей представителю этрусской элиты. Таким образом, чаша, вероятно, была частью набора импортных симпотических материалов, из которых состояло захоронение, некоторые из которых, возможно, были заказаны или куплены специально для этой цели (Perkins 1999; De Puma 1986). Такой контекст находки, вместе с использованием погребального искусства в качестве модели для характеристик чаши Аркесилая, можно рассматривать как показатель того, что чаша намеренно играла с эсхатологическими египетскими иконографиями, привлекая внимание зрителя к в целом аналогичной сцене в египетском искусстве[23].