Куджо

Он немного подался назад, набирая разгон для прыжка. Донна рассчитала все до секунды и рванула дверцу на себя со всей силы, которой уже почти не осталось. На этот раз дверца ударила Куджо по голове. Раздался громкий хруст. Пес взвыл от боли, и Донна подумала: Вот теперь он отступит, наверняка, НАВЕРНЯКА, – но Куджо ринулся вперед, вцепился зубами ей в ногу чуть выше колена и вырвал клок мяса. Донна пронзительно закричала.

Она продолжала бить Куджо дверцей по голове, ее крики сливались с криками Тэда, весь мир затянула сплошная серая пелена боли, а пес все терзал ее ногу, превращая ее в кусок мяса – красный, изжеванный, грязный. Шерсть на голове Куджо слиплась от густой, клейкой крови, казавшейся черной, как кровь насекомых, в зыбком свете вечерних звезд. Мало-помалу он продвигался все дальше и дальше в машину; силы Донны были уже на пределе.

Она дернула на себя дверцу в последний раз, ее голова запрокинулась, губы дрожали, в лице не осталось ни кровинки. Это действительно будет последний раз; у нее больше нет сил.

Но Куджо вдруг решил, что с него хватит.

Тихо поскуливая и шатаясь, он пошел прочь и внезапно упал на гравий. Его била дрожь, задние лапы слабо подергивались, царапая пустоту. Он принялся тереть разбитую голову правой передней лапой.

Донна захлопнула дверцу и откинулась на спинку сиденья, бессильно рыдая.

– Мама… Мамочка… Мама…

– Тэд… все хорошо…

– Мама!

– …все хорошо.

Руки: его руки порхают по ее плечам, как встревоженные пташки. Ее руки тянутся к его лицу, прикасаются, стараются успокоить, потом падают словно плети.

– Мама… домой… домой к папе… к папе домой…

– Да, Тэд, мы поедем… клянусь Богом, поедем… я тебя отвезу…

Совершенно бессмысленные слова. Но это нестрашно. Она проваливалась в пустоту, растворялась в сером мареве боли, растворялась в туманных глубинах себя, о которых даже не подозревала до этой минуты. Голос Тэда превратился в далекое гулкое эхо. Это тоже нестрашно… Все хорошо…

Нет, все очень плохо.

Потому что пес ее укусил…

…ее укусил бешеный пес.

* * *

Холли сказала сестре, что можно не маяться дурью, а звонить напрямую, но Черити все равно позвонила телефонистке и попросила выставить счет на ее домашний номер в Касл-Роке. Она никогда не принимала подачки, даже мелочи вроде оплаты междугороднего телефонного разговора после шести часов вечера.

Телефонистка переключила звонок на справочную службу Мэна, и Черити попросила соединить ее с номером Элвы Торнтона в Касл-Роке. Уже через пару секунд в доме Элвы зазвонил телефон.

– Алло, птицеферма Торнтонов.

– Алло. Бесси?

– Да, это я. Кто говорит?

– Это Черити Камбер. Я звоню из Коннектикута. Можешь дать трубку Элве?

Бретт сидел на диване и делал вид, что читает книжку.

– Нет, Черити, Элвы нет дома. Он сейчас в Бриджтоне, в кегельбане. А чего ты звонишь? Что-то случилось?

Черити тщательно подготовилась к разговору и заранее продумала, что она скажет. Ситуация была деликатной. Как почти все замужние женщины Касл-Рока (да и незамужние тоже), Бесси любила посплетничать, и если она узнает, что Джо Камбер без ведома жены умчался из дома сразу, как только Черити с Бреттом уехали в Коннектикут… городским кумушкам будет что обсудить вечером по телефону.

– Ничего не случилось, просто мы с Бреттом немного волнуемся из-за пса.

– Вашего сенбернара?

– Да, из-за Куджо. Мы с Бреттом гостим у моей сестры, а Джо поехал в Портсмут по делам. – Это была откровенная, но безопасная ложь. Джо частенько наведывался в Портсмут, где закупался деталями (там не взимали налог с продаж) и посещал автомобильные аукционы. – Я просто хочу убедиться, что он с кем-нибудь договорился кормить Куджо. А то вдруг он забыл. Ты же знаешь мужчин.

– Ну, Джо заезжал вчера или позавчера, – неуверенно проговорила Бесси. На самом деле Джо заезжал к Торнтонам в прошлый четверг. Бесси Торнтон не отличалась большим умом (ее двоюродная бабка, покойная Эвви Чалмерс, громогласно сообщала всем, кто готов слушать, что у Бесси дырявая голова, зато доброе сердце), она много работала на птицеферме мужа и жила полной жизнью только перед телевизором, за просмотром своих «милых историй», мыльных опер «Как вращается мир», «Доктора» и «Все мои дети» (она пыталась смотреть «Молодых и дерзких», но решила, что они для нее «слишком скабрезные»). Она имела весьма туманное представление о тех аспектах реального мира, которые не были связаны с уходом за курами, подбором фоновой музыки для курятника, сортировкой и овоскопированием яиц, мытьем полов и посуды, стиркой и глажкой, продажей яиц и работой в саду. И конечно, зимой она всегда знала точную дату следующего собрания касл-рокских «Снежных чертей», клуба любителей катания на мотосанях, в котором она состояла вместе с Элвой.