Черити вдруг подумалось, что они живут в совершеннейшей изоляции, на отшибе в конце городского шоссе номер 3. От этой мысли ей сделалось одиноко и даже чуть боязно. Ей было некому позвонить с просьбой подъехать к их дому, выйти с фонариком в темноту, разыскать Куджо и убедиться, что с ним все в порядке.
– Да ладно, – тускло проговорил Бретт. – Может, я просто глупый. Может, он попросту съел репей или вроде того.
– Послушай, Бретт, – сказала Черити, приобняв сына за плечи. – Ты вовсе не глупый. Завтра утром я позвоню Элве, когда он будет дома, и попрошу сходить к нам и проверить. Позвоню сразу, как только проснемся.
– Правда, мам? Ты ему позвонишь?
– Да.
– Было бы здорово. Ты прости, что я тебе надоедаю с Куджо, но я никак не могу перестать о нем думать.
В комнату заглянул Джим.
– Кто пойдет играть в «Скрэббл»?
– Я пойду. – Бретт поднялся с дивана. – Только вы объясните мне правила.
– А ты, Черити?
Черити улыбнулась:
– Может быть, позже. Или просто приду поболеть.
Бретт ушел с дядей. Черити уселась на диван, посмотрела на телефон и задумалась о ночных хождениях Бретта, когда тот кормил иллюзорную собаку иллюзорной собачьей едой на современной кухне ее сестры.
Куджо больше не голоден. Больше не голоден, нет.
Ей вдруг стало зябко, по рукам пробежал холодок. Завтра утром мы обязательно что-то решим, пообещала она себе. Так или иначе. Если не получится по телефону, тогда вернемся домой пораньше и будем разбираться сами. Честное слово, Бретт.
В десять вечера Вик позвонил домой снова. Никто не взял трубку. В одиннадцать он позвонил еще раз и опять не дождался ответа, хотя выслушал две дюжины длинных гудков. В десять часов он слегка испугался. В одиннадцать испугался уже всерьез, сам не зная чего.
Роджер спал. Вик набирал номер в темноте, слушал длинные гудки в темноте и в темноте же клал трубку на место. Он себя чувствовал одиноким и по-детски растерянным. Он не знал, что ему делать. Не знал, что думать. В голове неотвязно вертелась простая мысль:
Это противоречило всякой логике, всякому здравому смыслу. Вик вспоминал все, что они с Донной сказали друг другу, – раз за разом проигрывал в голове каждое слово, каждый интонационный нюанс. У них с Кемпом все кончено. Она велела ему убираться ко всем чертям. Он оскорбился, решил отомстить, отправил Вику
А как же Тэд? Она не стала бы брать с собой Тэда, так? Если судить по ее описанию Кемпа, тот был человеком несдержанным, агрессивным, и хотя Донна ничего не сказала Вику, он почему-то не сомневался, что в тот день, когда она указала Кемпу на дверь, между ними чуть было не произошло что-то очень нехорошее.
Его внутренний ревнивец – до прошлого четверга Вик даже не подозревал, что в нем есть столько ревности, – знал ответы на все вопросы, и сейчас, в темноте, эти ответы отнюдь не казались дурацкими и нелогичными.
Его мысли как будто раскачивались на качелях от одной высшей точки к другой: от Кемпа (У
Между этими крайними точками нашлось и другое, более разумное объяснение, которое страшно его разозлило. Может быть, Донна с Тэдом пошли к кому-нибудь в гости и решили остаться там на ночь, а Донна просто забыла ему позвонить, чтобы предупредить. Сейчас уже поздно обзванивать всех знакомых, не рискуя встревожить полгорода. Хотя, наверное, можно позвонить в полицейский участок и попросить их проверить дом. Но стоит ли паниковать?