Куколка

– Как быстро летит время, – вздохнула она. – Столько лет и трудов. Твоих, моих. Ох, Куколка! Пусть ты не исполняешь сольную партию, но все равно… ты у меня умница! Многие ведь даже до выпуска не доходят. И дело вовсе не в таланте, а в упорстве. Я верю, ты, если захочешь, всего добьешься. А неудачи делают нас только сильнее. И мудрее. Нам сейчас нельзя унывать. Скоро перед тобой откроется настоящий мир балета, настоящие репетиции, настоящие спектакли, настоящая публика. Знала бы ты, какое это удовольствие, получать цветы от благодарных зрителей, а нет от тупоголовых барменов.

Стоило только вспомнить о Вадиме, как Татьяна нахмурилась. До этого момента речь действовала позитивно. Она набиралась понемногу мотивации, хотя бы для того, чтобы завершить начатое. Но слово «бармен» теперь резало душу.

На счастье Татьяны, доехали они быстро. Из машины сразу разошлись каждый по своему пути: она – через служебный вход в гримерку, а мать – через парадный в центральный холл.

Сегодня все казалось Татьяне еще более торжественным и величественным. Хотя момента проскальзывал уют. Теплоту создавал желтый цвет ламп накаливания, использовавшихся почти во всех люстрах и светильниках. В гримерках все так же было тесно, душно неестественно ярко для такой среды. Общий свет тускнел под потолком, но каждое зеркало по периметру обрамляли белые лампочки. Хоть краситься было удобно.

Муравьева держалась особняком, как и всегда, пританцовывая на цыпочках. Ее партнер старался быть поблизости. Но она не обращала на него внимания. Остальные разбились по кучкам и общались между собой. Все обсуждали предстоящий спектакль и волнение по этому поводу. Зал потихоньку набивался зрителями, основную часть которых составляли родственники и друзья выступающих, преподаватели и невыпускающиеся студенты академии.

– Ну, что Тань, сегодня твой тоже придет? Надеюсь, додумается в этот раз нормальные цветы принести. Не репетиция все-таки, – ехидничала Даша. Остальные выдавили по легкому смешку.

Татьяна тяжело вздохнула, закатив глаза, и отвернулась к зеркалу. Перед тем, как попасть к визажисту, надо было подготовить на лице основу под макияж. Она молча достала косметичку и выдавила специальный крем на подушечки пальцев.

Подружки посмеивались, уже не обращаясь к самой Татьяне, будто ее и не было. Зато за соседним столиком чудесным образом оказалась Муравьева, которая заговорила первой:

– На самом деле, ты зря с ним так жестоко. Искренность надо поощрять, а не наказывать. И в себе не прятать, – надавила она на последнее слово и помяла губы, чтобы размазать помаду.

Татьяна удивленно посмотрела на ее уже разукрашенное визажистом лицо. Муравьева выдавила слабое подобие улыбки и тут же похолодела, как будто мысленно отстранилась. Все равно приятно было увидеть доброжелательность, пусть не полноформатную, но без издевок и подвохов. Особенно на фоне тупоумных замечаний подруг, продолжавших мусолить вчерашний случай.

– Спасибо, – не совсем кстати ответила Татьяна, просто именно это слово четко описывало ее чувства.

Муравьева хмыкнула. В глазах промелькнул диссонанс, но озвучивать свои сомнения она не стала, за что Татьяна благодарила ее вдвойне.

– Я теперь понимаю, почему ты такая, – произнесла Муравьева загадочно, глядя на себя в зеркало. – И хорошо, что он не такой.

Татьяна совсем запуталась. Даже не пыталась вникнуть в эти слова. Она еще от первой фразы не отошла, и от самого разговора. Муравьева и раньше могла себе позволить встрять некстати и высказаться абстрактно – всех это бесило, выглядело снисхождением или того хуже поучением. В Татьяниной голове вмиг образовался вопрос: «С чего вдруг и мне выпало?», но потом она вспомнила, как сама втянула Муравьеву в свои нелепые приключения. Ответить ничего не успела, потому что всех созвали на разминку. Простые упражнения помогли снять часть напряжения и сконцентрироваться на спектакле.

Выходя на сцену, Татьяна снова испытала волнение. Весь предыдущий опыт ее жизни в один миг свалился на плечи, давя на больные места. Вдруг проснулась ответственность перед матерью, преподавателями и однокурсниками. Надо было брать себя в руки и станцевать этот спектакль без изъянов, даже если она не знала, что будет дальше. Принимать важные жизненные решения девушка не умела, но придерживаться принятого ей помогала хорошо развитая сила воли.

Спектакль прошел на ура. Довольны остались все, особенно их преподаватель. Все в целом было, как обычно на репетициях. Муравьева блистала, все остальные ее не подводили. Татьяна пряталась в тени, поближе к кулисам, но ощущала себя так, будто танцевала ведущую партию. Ответственность и напряжение распространились на всех, плавно от центра и солистов до периферии.

По окончании самого главного события всего их многолетнего обучения можно было выдохнуть свободно. За кулисами все громко обсуждали свои страхи и эмоции на сцене. Кто-то где-то чуть не споткнулся, у кого-то подкашивались ноги, кто-то еле удержал партнершу, но все смеялись, потому что все было на грани, но не случилось.