Кукольная королева (СИ)

Крупный коршун, возникший там, где только что был человек, тоже смог лишь безуспешно кричать да бить крыльями. Тень лишь наблюдала за его попытками — пока неподвижно. Потом коршун уступил место огромному волку, который оскалился, пытаясь дорваться до врага: видимо, осознал, что сбежать не получится. И пусть зверь едва ли мог сделать против Воина больше человека, но Таша тоже была оборотнем — и знала, что такое решение пришло бы и в её голову.

Люди утверждают, что более всего оборотень уязвим в первые секунды после перекидки. Мол, ещё не могут понять, где они и что с ними сталось. Некоторое замешательство действительно имело место быть, но лишь тот миг, в который ты запирал проснувшегося зверя на задворках сознания. Даже за шестнадцать лет к этому привыкаешь так, что уже не замечаешь; что уж говорить о таких, как Рэйн.

Казалось бы, меняя облик, он ровным счётом ничем не рисковал.

Казалось.

Причину, по которой тень, отвернувшись от волка, склонилась над Шероном, лежавшем в забытьи, Таша тоже поняла не сразу. И когда полупрозрачные руки сорвали с шеи мальчишки серебряный крестик на грубой бечеве, следила за ними в замешательстве.

Когда эти же бесстрастные руки воткнули крестик в волчий глаз, и ночь рассёк не то вой, не то визг, зажмурилась; и, парой мгновений позже всё-таки приоткрыв глаза, не желая выпускать врага из виду, обнаружила, что враг исчез.

Тень растворилась в ночи, из которой пришла.

Зато волк бешеным волчком кружился на одном месте — и крест дымился в его пустой глазнице, разъедая плоть.

Странная реакция, подумала Таша, пребывая во власти какой-то сонной отстранённости, ещё не осознавая до конца, что происходит и произошло.

Странная… если бы крест был из обычного серебра.

Шерон, вздрогнув, открыл глаза. Подняв голову, судорожно сел: ошеломлённо глядя, как волк, судорожно хрипя, падает набок.

— Госпожа?.. — неуверенно пробормотал он.

Вой оборвался. Кровь хлынула у оборотня из пасти. Он бился в конвульсиях, но единственный жёлтый глаз всё же нашел взглядом другие глаза: серебристые, широко распахнутые.

Таша смотрела на чужую смерть, желая, но не в силах отвести взгляд.

А потом зверь со странным бульканьем втянул пастью воздух, ещё раз дёрнулся — и затих.

Определённо мёртвый.

— Госпожа, — виновато повторил Шерон. — Это… это вы его так?

Она не ответила, глядя на кровавое пятно, расползавшееся по земле между ними.

Хотя бы потому, что ей самой не хотелось верить в этот ответ.

…«ещё раз приблизишься к ней — убью»…

— Шерон… откуда у тебя крест из цвергова серебра?

Голос был хриплым, горло, на котором словно ещё горели следы от пальцев Рэйна, болело, точно простуженное.

— От бабушки достался. — Конюший провёл ладонью по лицу, и в темноте кровь из-под носа окрасила его пальцы чёрным. — Так он ещё и оборотнем был?

Таша смотрела на тёмную лужу, уже подбиравшуюся к мысам её туфель, с завороженным непониманием.

Потом, словно очнувшись, резко вскочила, кое-как устояв на пошатывающихся ногах — и, обойдя лужу стороной, подошла к Шерону.

— Пойдём. — Она помогла конюшему подняться. — Тебя надо осмотреть.

Мальчишке пошатывало ещё больше неё. Так что к трактиру они побрели в обнимку, опираясь друг на дружку.

Но дойти не успели.

Двери трактира и таверны распахнулись одновременно. Из первой, щурясь поверх прицела взведённого арбалета, выглянул господин Рикон. Из второй безмолвно выскочил хозяин таверны, полупьяные крестьяне и троица заговорщиков.

Брови старого трактирщика, узревшего всё это, казалось, готовы были заползти под волосы.

— Что здесь…

— В укрытие! — заорал Найдж, на ходу лихорадочно взмахивая руками. — Быстро! Ещё быстрее!

Господин Рикон без лишних слов захлопнул дверь — а бегущие по двору рванули кто куда. Часть к трактиру, другая часть, включая заговорщиков — к распахнутым дверям конюшни. Пробегая мимо, Алексас без лишних слов дёрнул за руку остолбеневшую Ташу, волоча её за собой.

Когда они оказались среди стойл и лошадей, недоумённо взиравших на неожиданных визитёров, Найдж поспешно затворил двери.

— Ложись! — велел он, подкрепив приказ решительным толчком ближайшего мужика. Тот рухнул на соседа, и вскоре уже все крестьяне лежали вповалку, закрыв головы руками.

Воцарилась тишина, в которой Таша недоумённо посмотрела на альва, сжимавшего клинок в опущенной руке, бесстрастно наблюдавшего за дверью.

— Что происхо… — начала она.

И в этот миг, сквозь крупные щели между досками двери — увидела, как здание таверны в абсолютном беззвучии поглотил свет.

Свет растекся в стороны озером белого огня. Сияющая стена помчалась к трактиру, к плетню, к сараям и амбарам — и замерла, уткнувшись в другую стену: незримую, прозрачную, словно заключившую белый шар в стеклянную сферу. Тогда свет нехотя обратился внутрь, свернувшись в относительно небольшой комок. Задумчиво поворочался.

Замер.

А потом комок взорвался, и ночь обратилась в день.