Кукольная королева

– «Я знаю, куда ты приведёшь её». Так ты сказала, – когда она отстранилась, повторил он. Его собеседница уже бросала в прежних разговорах фразы, позволившие ему понять: ноша Тариши Бьорк не убьёт её, как бы ни была тяжела. Оставался другой, не менее важный вопрос, ответ на который он мог предполагать, но не знать наверняка. – Она будет счастлива там? В конце этой дороги?

Девушка-отражение смотрела на него. В чертах гибких и пластичных, как металл, готовый к ковке, проскальзывала девочка, женщина, но не старуха. Жизнь той, кого она отражала, всегда обрывалась рано.

Всегда – по его вине.

Она не обязана была отвечать. Она отвечала далеко не на всё. Иные истины, открытые ему, слишком сильно повлияли бы на узор судеб, плетущийся в настоящем. Она знала о событиях, которые ещё не случились, и знала, о чём можно рассказать ему, чтобы они всё же произошли. И он принимал это, не пытаясь выведать больше дозволенного – того, что и так делало эту игру чуть менее честной и рискованной, чем прошлые.

На кону стояло слишком много, чтобы он мог рисковать.

– Однажды. Когда ты исполнишь то, зачем тебя создали. Когда ты, последний Палач, перестанешь быть.

Ответ вызвал у него одно лишь удовлетворение.

Он никогда не обманывался касательно того, каким будет финал этой сказки. И его собственный – наконец.

– Большего мне не нужно.

Её улыбка была ускользающей, как стеклянная крошка, струящаяся сквозь пальцы, и острой, как зеркальный осколок.

– До встречи, Лиар.

Когда за стойкой осталась белая пустота, он посмотрел на нетронутый стакан. Отвернувшись, открыл проход обратно – в мир красок, ароматов и звуков. Бочонки, бутыли и столы тут же обернулись струйками тумана, тающими среди других; тайный уголок Зазеркалья снова спрятался от незваного, но постоянного гостя, чтобы открыться в следующий раз, когда он захочет напомнить себе, зачем делает то, что делает.

Он ступил в кабинет, встретивший летним теплом и запахом бумажной пыли.

– Вернулись быстрее, чем обычно, хозяин.

Альдрем ждал у зеркала преданным псом. Псом он, впрочем, и был, пока мир не обошёлся с ним куда безжалостнее заслуженного.

– Разговор оказался короче многих. – Он подошёл к окну, позволяя близящемуся закату залить кожу розовым золотом. И в такой простой вещи в общем-то есть удовольствие: после бесцветного мира, лишённого всех светил, чувствовать солнце на своём лице… жаль, что нынче понимание этого удовольствия доступно ему лишь умозрительно. – И важнее тоже.

Выходить за пределы своей реальности необходимо, если не хочешь однажды доиграться до точки, откуда не будет возврата. Ему приходится учитывать слишком много переменных и ходить по слишком тонкой грани, чтобы пренебрегать возможностью взглянуть в лицо собственным ошибкам (и даже перекинуться с ними словечком). Это лучше чего бы то ни было помогало не совершить новых.

Теперь, когда конец очередного этапа игры близится стремительнее, чем хотелось бы многим участникам, забывать о возможных ошибках тем более не стоило.

– И что дальше? С вашей игрой?

– У меня ещё есть немного времени на пассивное наблюдение. Как раз закончу неотложные дела. А вот для наших детишек, боюсь, передышка окончена.

– Мва-ха-ха.

Он обернулся, одним взглядом спрашивая Альдрема о причинах его смеха.

– Вы забыли добавить «мва-ха-ха», – пояснил тот невозмутимо. – Чтобы вышел совсем настоящий злодей. Раз уж вы определили себе такую роль.

Полупустая комната передразнила его хохот, придавая звукам самую капельку той зловещести, которой ждала бы от них Тариша Бьорк.

– Не волнуйся. Я за жизнь играл так много ролей, что ещё одна труда не составит. – Он помолчал, глядя в вечернее небо, где над белым городом умирала золотая луна. – Да и она до сих пор не жаловалась.

Тариша Бьорк наверняка нашла бы для того, на что он смотрел, десяток поэтичных эпитетов. Ему поэтичность тоже была не чужда, но обычно он видел её в совсем других вещах. В чужих жизнях. В судьбах, порой складывавшихся так, а не иначе, наперекор всему. В хитросплетении путей, возникавшем без всяких кукловодов, приводя нужных людей в нужное место и устраивая им встречи, казавшиеся невозможными.

…что ж, пусть наслаждается поэтичностью сказки, героиней которой её сделали. Хотя его самого она едва ли когда-нибудь сочтёт поэтичным.

Даже когда ей откроется всё, что пока ведомо лишь ему да зазеркальной тени, умевшей хранить секреты.

– Вот и окончены прятки по деревенским домам от самой себя, девочка моя, – сказал он, вглядываясь в горизонт, за чертой которого Тариша Бьорк ждала того, о чём ещё не знала. – Пришло время титулов, балов и беспощадных истин.

Глава первая Тридцать три несчастья

Солнце сверкнуло в зелени корвольфового кулона, когда Таша подалась вперёд, чтобы жестом фокусника подкинуть Джеми тёмного принца:

– Его Высочество!

Сидя на заднем дворе дома Тальрин, где вечерний свет нежился на крыше каменного колодца, а вокруг важно прохаживались куры, Джеми тяжело вздохнул. Поёрзал на старой скрипучей лавке, притулившейся у стены кирпичного дома.