Читаем Культура и империализм полностью

Подобные взгляды едва ли сильно изменились с эпохи Возрождения, и если нам неловко признать, что те основы общества, которые мы привыкли считать исключительно прогрессивными, коль скоро речь шла об империи, оказываются в такой же степени реакционными, мы тем не менее должны набраться смелости и признать это. Выдающиеся писатели и художники, рабочий класс и женщины — маргинальные группы на Западе — проявили имперское рвение, которое нарастало в интенсивности и пылкости энтузиазма по мере того, как соперниче-

* Calder Angus. Revolutionary Empire: The Rise of the English-Speaking Empires from the Eighteenth Century to the 1780's. London: Cape, 1981. P. 14. Философское и идеологическое сопровождение (хотя, увы, на ужасном жаргоне) см.: Amin Samir. Eurocentrism, trans. Russell Moore. New York: Monthly Review, 1989. По контрасту, см. либерационистскую работу — также в мировом масштабе: Pietersee Jan Nederveen. Empire and Emancipation. London: Pluto Press, 1991.

ство между различными европейскими и американской державами вело к росту жестокости, бесчувственности и даже экономической неэффективности контроля. Европоцентризм просочился в ядро рабочего и женского движений, в авангардное искусство, не оставляя вне поля влияния ничего сколько-нибудь значимого.

По мере того как империализм рос вширь и вглубь, росло также и сопротивление ему в колониях. Подобно тому, как глобальное накопление в Европе, собравшее колониальные владения в мировую рыночную экономику, опиралось на поддержку культуры, сообщая империи идеологическую санкцию, точно так же широкое политическое, экономическое и военное сопротивление в заморских областях империи развивалось и активно формировалось провокативной и конкурирующей культурой сопротивления. То была по праву культура, имеющая давнюю традицию целостности и силы, а вовсе не запоздалая реакция на западный империализм.

В Ирландии, отмечает Калдер, идея истребления гэлов с самого начала была «целью королевской армии и с одобрения короля считалась патриотичной, героической и справедливой».* Идея расового превосходства англичан прочно утвердилась. Даже такой поэт-гуманист и джентльмен, как Эдмунд Спенсер, в работе «Взгляд на нынешнее состояние государства Ирландии» (1596) без колебаний утверждал, что, коль скоро ирландцы — это скифы-варвары, большинство из них следует попросту уничтожить. Естественно, что восстания против англичан начались довольно рано, и к XVIII веку при Вольфе Тоне и Граттане119 (Wolfe Tone, Grattan) оппозиция обрела собственную идентичность со своими организациями, идиомами и правилами. К середине столетия,

* Colder. Revolutionary Empire. P. 36.

продолжает Калдер, «патриотизм вошел в моду»,* что усилиями таких выдающихся талантов, как Свифт, Голдсмит и Бёрк, позволило ирландскому сопротивлению выстроить собственный дискурс.

Значительная часть сопротивления империализму (хотя ни в коем случае не все оно в целом) разворачивалась в контексте национализма. Под словом «национализм» до сих пор понимают множество самых разных вещей, но для моих целей оно меня вполне устраивает, дабы выявить ту мобилизирующую силу, которая свела воедино имеющие общую историю, религию и язык народы в сопротивлении чужой империи оккупантов. Тем не менее, несмотря на весь его успех — пожалуй, даже именно благодаря этому успеху — в деле освобождения многих территорий от колониального владычества, национализм остается глубоко проблематичным предприятием. Когда он выводил людей на улицы в марше против белого господина, во главе националистических движений обычно стояли адвокаты, врачи и писатели, — те, кого отчасти сформировала и породила колониальная власть. Национальная буржуазия и ее специализированные элиты, которые столь грозно предвещает Фанон, в действительности стремились заменить колониальную силу новой, имеющей классовую основу и по сути крайне эксплуататорской силой, которая, пусть и в новых формах, воспроизводила бы прежние колониальные структуры. По всему прежде колонизированному миру есть государства, пораженные, по выражению Экбаля Ахмада, патологией власти.** Культурные горизонты национализма также могут быть роковым образом ограничены предполагаемой общей историей колонизированных и

* Ibid. Р. 650.

** Ahmad Eqbal. The Neo-Fascist State: Notes on the Pathology of Power in the Third World // Arab Studies Quarterly. Spring 1981. Vol. 3, N 1. P. 170—180.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Синто
Синто

Слово «синто» составляют два иероглифа, которые переводятся как «путь богов». Впервые это слово было употреблено в 720 г. в императорской хронике «Нихонги» («Анналы Японии»), где было сказано: «Император верил в учение Будды и почитал путь богов». Выбор слова «путь» не случаен: в отличие от буддизма, христианства, даосизма и прочих религий, чтящих своих основателей и потому называемых по-японски словом «учение», синто никем и никогда не было создано. Это именно путь.Синто рассматривается неотрывно от японской истории, в большинстве его аспектов и проявлений — как в плане структуры, так и в плане исторических трансформаций, возникающих при взаимодействии с иными религиозными традициями.Японская мифология и божества ками, синтоистские святилища и мистика в синто, демоны и духи — обо всем этом увлекательно рассказывает А. А. Накорчевский (Университет Кэйо, Токио), сочетая при том популярность изложения материала с научной строгостью подхода к нему. Первое издание книги стало бестселлером и было отмечено многочисленными отзывами, рецензиями и дипломами. Второе издание, как водится, исправленное и дополненное.

Андрей Альфредович Накорчевский

Востоковедение
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в.
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в.

В книге впервые в отечественной науке предпринимается попытка проанализировать сведения российских и западных путешественников о государственности и праве стран, регионов и народов Центральной Азии в XVIII — начале XX в. Дипломаты, ученые, разведчики, торговцы, иногда туристы и даже пленники имели возможность наблюдать функционирование органов власти и регулирование правовых отношений в центральноазиатских государствах, нередко и сами становясь участниками этих отношений. В рамках исследования были проанализированы записки и рассказы более 200 путешественников, составленные по итогам их пребывания в Центральной Азии. Систематизация их сведений позволила сформировать достаточно подробную картину государственного устройства и правовых отношений в центральноазиатских государствах и владениях.Книга предназначена для специалистов по истории государства и права, сравнительному правоведению, юридической антропологии, историков России, востоковедов, источниковедов, политологов, этнографов, а также может служить дополнительным материалом для студентов, обучающихся данным специальностям.

Роман Юлианович Почекаев

Востоковедение