Культура и империализм

мира второй природой. С позиций антиимпериалистического воображения наше пространство дома, на периферии, было узурпировано и пущено в оборот людьми со стороны, чужаками, в своих собственных целях. А потому необходимо найти, картировать или открыть третью природу, уже не исконную или доисторическую («Романтическая Ирландия мертва, ее больше нет», — говорит Йейтс), но исходить при этом из утрат настоящего. Подобный импульс картографичен, и среди наиболее разительных его примеров стоят ранние поэмы Йейтса, собранные в «Розе», поэмы Неруды, картирующие чилийский ландшафт, Сезэра об Антильских островах, Фаиза о Пакистане и Дарвиша о Палестине —

Верни мне цвет лица И тела тепло,

Свет сердца и глаз,

Соль хлеба и земли ... Родина.

Но — третий пример — колониальное пространство должно быть в достаточной мере трансформировано, так, чтобы уже не казаться имперскому глазу чужим. Более, чем какая-либо из английских колоний, Ирландия претерпела бесчисленные ме-тафоморфозы в ходе многочисленных проектов урегулирований. Их кульминация — ее практическое вхождение в состав Британии в Акте об унии 1801 года. Впоследствии, в 1824 году, было учреждено Картографическое управление Ирландии, чьей главной целью была англизация наименований, перекраивание границ, дабы дать возможность произвести оценку собственности (и в дальнейшем экс-

* Darwish Mahmoud. A Lover from Palestine // Splinters of Bone, trans. В. M. Bannani. Greenfield Center, N. Y.: Greenfield Review Press, 1974. P. 13.

проприировать земли в пользу англичан и «сеньоральных» семейств), продолжая при этом порабощать население. Картографическое исследование осуществлялось почти исключительно английским персоналом, что, как убедительно показала Мэри Хэмер, «немедленно привело к объявлению ирландцев неумелыми и неспособными, а также ...к принижению их национальных достижений».* Одна из наиболее сильных пьес Брайана Фриля «Переводы» (Brian Friel. «Translations») (1980) касается разрушительного воздействия, которое оказала деятельность Картографического управления на местных обитателей. «В ходе подобного процесса, — продолжает Хэмер, — колонизированные обычно пассивны [этого от них ожидают], за них говорят другие, они не контролируют то, как их представляют, притом, что их представляют в соответствии с гегемонист-ским импульсом, который конструирует их как стабильную и единую сущность».** То, что было проделано в Ирландии, повторилось также в Бенгалии, а французы проделали то же самое в Алжире.

Одной из первых задач культуры сопротивления было вернуть себе обратно, переименовать и заново освоить землю. А вместе с этим пришел целый ряд прочих утверждений, возвратов и идентификаций, все они вполне буквально коренились в этой намеченной поэтическим образом почве. Поиски аутентичности, более подходящего национального происхождения, нежели то, которое представляет колониальная история, нового пантеона героев и (изредка) героинь, мифов и религий, — все это оказалось возможным за счет чувства переприсвоения народом земли. Наряду с такими националистическими

* Hamer Mary. Putting Ireland on the Map // Textual Practice. Summer 1989. Vol. 3, N 2. P. 184—201.

** Ibid. P. 195.

символами идентичности деколонизации всегда происходит чуть не магически воодушевленное, квазиалхимическое повторное развитие туземного языка.