Читаем Культура и империализм полностью

Йейтс в этом отношении представляет особенный интерес. Как и карибские и некоторые африканские писатели, он передает нам, как трудно делить язык с колониальным господином и, конечно же, он во многом находится под влиянием протестантов, чьи ирландские сторонники были, мягко говоря, сбиты с толку, если в данном случае не сказать — впали в противоречие. Существует вполне логичная последовательность от гэлицизма раннего Йейтса с его кельтскими предубеждениями и темами к более поздней систематической мифологии, как это представлено в его программных поэмах, таких как «Ego Dominus Tuus» и в трактате «Видение» («Л Vision»).122 Для Йейтса взаимное пересечение между его ирландским национализмом и английским культурным наследием, которое он прекрасно сознавал и которое одновременно и довлело над ним, и вдохновляло, с неизбежностью порождало напряжение. Можно рассуждать о том, что именно это давление политического и секулярного напряжения привело его к попытке разрешить все это на «более высоком», т. е. неполитическом уровне. Весьма эксцентричные и глубоко эстетизированные истории, которые он включил в трактат «Видение» и более поздние квазирелигиозные поэмы подняли напряжение на заоблачную высоту, как будто бы наследовать Ирландии лучше, так сказать, на более высоком уровне, чем земной. Симус Дин в «Кельтских возрождениях», наиболее интересном и ярком исследовании этой заоблачной идеи Йейтса об обращении, высказал предположение, что изначальная, придуманная Йейтсом Ирландия была «покорна его воображению ..., [тогда как] под конец жизни он понял, что Ирландия ему неподвластна». Когда Йейтс попытался примирить свои оккультные взгляды с реальностью Ирландии — как в «Статуях» — итог оказался довольно вымученным, справедливо отмечает Дин.* Поскольку Ирландия Йейтса — революционная страна, он мог использовать ее отсталость в качестве источника радикального возмущения, разрушительного возврата к духовным идеалам, утраченным в чрезмерно развившейся Европе модерна. В таких драматических событиях, как Пасхальное восстание 1916 года, Йейтс видел разрыв цикла бесконечного и, возможно, в конечном итоге бессмысленного возвращения, как его символизируют, по-видимости, бесконечные муки Кухулина. Теория Дина состоит в том, что рождение ирландской национальной идентичности совпадает для Йейтса с разрывом цикла, хотя он также подчеркивает и находит этому подтверждения у самого Йейтса, британский колониальный подход специфически ирландского национального рода. Так, возврат Йейтса к мистицизму и его обращение к фашизму, как проницательно отмечает Дин, подчеркивает колониальные проблемы, представленные, например, в образах Индии у В. С. Найпола, — образах культуры, которая обязана метрополии собственным Я и чувством «английскости», но все же смотрит в сторону колонии: «Такие поиски характерной национальной черты становятся колониальными из-за различных версий истории двух островов. Величайшим расцветом подобных исканий была поэзия Йейтса».** Йейтс был далек от устарелого национализма, его своевольный мистицизм и нелогичность несут в себе революционный потенциал. Поэт настаивает на том, что «Ирландия должна сберечь свою культу-

* Deane Seamus. Celtic Revivals: Essays in Modem Irish Literature. London: Faber & Faber, 1985. P. 38.

** Ibid. P. 49.

ру, не дать заснуть своему осознанию метафизических вопросов», как выражается Дин.* Для мира, из которого грубые деформации капитализма устранили мысль и рефлексию, поэт, который способен возбуждать в сознании чувство вечного и смерти, и есть подлинный мятежник, фигура, которую колониальные тяготы толкают к негативному восприятию своего общества и «цивилизованного» модерна.

Подобная формулировка проблем Йейтса, скорее, в духе Адорно, выглядит весьма привлекательно. Однако она ослаблена стремлением представить творчество Йейтса более героическим, чем это допускает откровенно политическое прочтение, и оправдать его недопустимые и неудобоваримые реакционные политические взгляды — откровенный фашизм, фантазии о старых домах и фамилиях, бессвязные оккультные отступления, — представив их как своего рода пример «негативной диалектики» Адорно. В качестве небольшой коррективы мы могли бы более тщательно рассмотреть Йейтса как обостренный пример феномена нативизма, который процветал повсюду в результате колониальной схватки (например, негритюд).

Действительно, физические и географические связи между Англией и Ирландией теснее, чем между Англией и Индией или между Францией и Алжиром и Сенегалом. Но и здесь мы видим имперское отношение. Ирландцы никогда не смогут стать англичанами — не более, чем камбоджийцы или алжирцы — французами. Но мне кажется, что так обстоит дело в любом колониальном взаимодействии, поскольку именно таков его первопринцип: ясно очерченное и абсолютно иерархическое различие между правителем и подчиненным должно оста-

* Ibid.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Синто
Синто

Слово «синто» составляют два иероглифа, которые переводятся как «путь богов». Впервые это слово было употреблено в 720 г. в императорской хронике «Нихонги» («Анналы Японии»), где было сказано: «Император верил в учение Будды и почитал путь богов». Выбор слова «путь» не случаен: в отличие от буддизма, христианства, даосизма и прочих религий, чтящих своих основателей и потому называемых по-японски словом «учение», синто никем и никогда не было создано. Это именно путь.Синто рассматривается неотрывно от японской истории, в большинстве его аспектов и проявлений — как в плане структуры, так и в плане исторических трансформаций, возникающих при взаимодействии с иными религиозными традициями.Японская мифология и божества ками, синтоистские святилища и мистика в синто, демоны и духи — обо всем этом увлекательно рассказывает А. А. Накорчевский (Университет Кэйо, Токио), сочетая при том популярность изложения материала с научной строгостью подхода к нему. Первое издание книги стало бестселлером и было отмечено многочисленными отзывами, рецензиями и дипломами. Второе издание, как водится, исправленное и дополненное.

Андрей Альфредович Накорчевский

Востоковедение
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в.
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в.

В книге впервые в отечественной науке предпринимается попытка проанализировать сведения российских и западных путешественников о государственности и праве стран, регионов и народов Центральной Азии в XVIII — начале XX в. Дипломаты, ученые, разведчики, торговцы, иногда туристы и даже пленники имели возможность наблюдать функционирование органов власти и регулирование правовых отношений в центральноазиатских государствах, нередко и сами становясь участниками этих отношений. В рамках исследования были проанализированы записки и рассказы более 200 путешественников, составленные по итогам их пребывания в Центральной Азии. Систематизация их сведений позволила сформировать достаточно подробную картину государственного устройства и правовых отношений в центральноазиатских государствах и владениях.Книга предназначена для специалистов по истории государства и права, сравнительному правоведению, юридической антропологии, историков России, востоковедов, источниковедов, политологов, этнографов, а также может служить дополнительным материалом для студентов, обучающихся данным специальностям.

Роман Юлианович Почекаев

Востоковедение