Читаем Культура и империализм полностью

Национальность, национализм, нативизм, — этот ряд, как мне представляется, становится все более и более тесным. В Алжире и Кении, например, можно видеть, как героическое сопротивление сообщества, частично состоящего из колониальных люмпенов, приводит к затяжным вооруженным и культурным конфликтам с имперскими державами, что в свою очередь, открывает дорогу однопартийной государственной системе диктаторского правления, а в Алжире — непримиримой исламской фундаменталистской оппозиции. Едва ли можно сказать, что деспотизм режима Мои126 (Moi) в Кении явился итогом освободительных тенденций восстания мау-мау.127 Здесь нет никакой трансформации социального сознания, но одна лишь ужасающая патология власти, которая повторяется повсюду: на Филиппинах, в Индонезии, Пакистане, Заире, Марокко, Иране.

Как бы то ни было, нативизм не является единственной альтернативой. Существует возможность более богатого и плюралистичного видения мира, где империализм неспешно и в различных формах (например, полярность север—юг нашего времени) прокладывает себе путь, как то и было, и отношения господства сохраняются, но открываются и возможности для освобождения. Несмотря на то что к концу его жизни в 1939 году уже появилось Ирландское свободное государство, Йейтс отчасти принадлежал к этому второму движению, как это видно из его неизменных антибританских настроений, гнева и радости его анархически волнующей поэзии последнего периода. В этой фазе освобождение, а не националистическая независимость — вот новая альтернатива; освобождение, которое, по словам Фанона, по самой своей природе выводит социальное сознание за рамки национального.*

Из этой перспективы движение Йейтса к алогичности и мистицизму в 1920-х годах, отрицание им политики, высокомерная, пусть и не лишенная обаяния, поддержка фашизма (или авторитаризма итальянского или южно-американского типа) не заслуживают снисхождения, как нельзя их слишком уж быстро диалектизировать в негативном утопическом ключе. Мы вполне можем критиковать подобные взгляды Йейтса, не меняя при этом своего отношения к нему как к поэту деколонизации.

Подобный выход за рамки нативизма представлен в кульминации «Тетради возвращения» («Cahier

* Fanon. Wretched of the Earth. P. 203.

d'un retour») Сезэра, когда поэт понимает, что после переоткрытия и повторного переживания собственного прошлого, после повторного вхождения в страсти, страхи и обстоятельства его истории как чернокожего, после опустошения себя гневом, после принятия —

J'accepte ... j'accepte ... entièrement, sans reserve ma race qu'aucune ablution d'hypsope et de lys mêlés ne pourrait purifier ma race rongée de macule ma race raisin mur pour pieds ivres.*

Я принимаю ... я принимаю полностью, без оговорок свою расу, которую никакой промывкой из гис-сопа с лилией не смоешь, свою расу, в которой полно недостатков, свою расу, спелый виноград для пьяных ног.

После всего этого он внезапно подвергается нападению силы и жизни, «comme un taureau» («как бык») и начинает понимать, что

il n'est point vrai que l'oeuvre de l'homme est finie que nous n'avons rien à faire au monde que nous parasitons le monde qu'il suffit que nous nous mettions au pas du monde mais l'oeuvre de l’homme vient seulement de commencer

et il reste à l'homme à conquérir toute interdiction immobilisée aux coins de sa ferveur et aucune race ne possède le monopole de la beauté, de l'intelligence, de la force

et il est place pour tous au rendez-vous de la conquête

et nous savons maintenant que le soleil tourne autour de notre terre éclairant la parcelle qu'a fixé notre volonté seule et que toute étoile chute de ciel en terre à notre commandement sans limite.**

* Césaire. Collected Poetry. P. 72. ** Ibid. P. 76 and 77.

Неверно ведь, что работа человека [мужчины] за-верешна,

Что нет у нас больше дел на земле,

Что мы — паразиты мира,

Что нам уже хватит подчинять себе мир,

Тогда как работа еще только началась

И человеку [мужчине] предстоит побороть все запреты,

Сдерживающие его пыл,

И ни у одной расы нет монополии на красоту, на ум, на силу,

И для всех есть место для каждого на рандеву с победой,

И мы знаем теперь, что солнце вращается

Вокруг нашей земли, освещая участок, намеченный

Только лишь нашей волей, и что всякая звезда падает с неба

На землю по нашему всемогущему велению.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Синто
Синто

Слово «синто» составляют два иероглифа, которые переводятся как «путь богов». Впервые это слово было употреблено в 720 г. в императорской хронике «Нихонги» («Анналы Японии»), где было сказано: «Император верил в учение Будды и почитал путь богов». Выбор слова «путь» не случаен: в отличие от буддизма, христианства, даосизма и прочих религий, чтящих своих основателей и потому называемых по-японски словом «учение», синто никем и никогда не было создано. Это именно путь.Синто рассматривается неотрывно от японской истории, в большинстве его аспектов и проявлений — как в плане структуры, так и в плане исторических трансформаций, возникающих при взаимодействии с иными религиозными традициями.Японская мифология и божества ками, синтоистские святилища и мистика в синто, демоны и духи — обо всем этом увлекательно рассказывает А. А. Накорчевский (Университет Кэйо, Токио), сочетая при том популярность изложения материала с научной строгостью подхода к нему. Первое издание книги стало бестселлером и было отмечено многочисленными отзывами, рецензиями и дипломами. Второе издание, как водится, исправленное и дополненное.

Андрей Альфредович Накорчевский

Востоковедение
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в.
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в.

В книге впервые в отечественной науке предпринимается попытка проанализировать сведения российских и западных путешественников о государственности и праве стран, регионов и народов Центральной Азии в XVIII — начале XX в. Дипломаты, ученые, разведчики, торговцы, иногда туристы и даже пленники имели возможность наблюдать функционирование органов власти и регулирование правовых отношений в центральноазиатских государствах, нередко и сами становясь участниками этих отношений. В рамках исследования были проанализированы записки и рассказы более 200 путешественников, составленные по итогам их пребывания в Центральной Азии. Систематизация их сведений позволила сформировать достаточно подробную картину государственного устройства и правовых отношений в центральноазиатских государствах и владениях.Книга предназначена для специалистов по истории государства и права, сравнительному правоведению, юридической антропологии, историков России, востоковедов, источниковедов, политологов, этнографов, а также может служить дополнительным материалом для студентов, обучающихся данным специальностям.

Роман Юлианович Почекаев

Востоковедение