Культура Zero. Очерки русской жизни и европейской сцены

Зато теперь мы можем твердо сказать, чем настоящий театральный авангард XXI века отличается от его глянцевого, собираемого, словно конструктор Lego, подобия или от выдаваемого за него детского крика на лужайке. Настоящий авангард сегодня – это не только эксперимент над зрителем. Это, в первую очередь, эксперимент над самим собой. Это не только проверка на прочность идеологических догм, художественных клише, зрительских предпочтений. Это проверка на прочность себя самих. В случае с «Горой Олимп» – проверка еще и в самом прямом, физическом смысле слова. Перформеры Фабра то и дело совершают на сцене травестированные геркулесовы подвиги – бегут до изнеможения на месте, прыгают через тяжелые цепи, выкрикивая речовки, наворачивают «гран жете» вокруг очередной жертвы кровавых древнегреческих разборок. Они ловчее цирковых акробатов и выносливее олимпийских пусть не богов, но уж точно чемпионов. Только чемпионы бегут для победы и до победы, а перформеры Фабра – до изнеможения. До тех пор пока не упадут на сцену от усталости. Потом они приходят в себя, встают и опять прыгают, бегут, крутят фуэте. Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли? Загнанным перформерам Фабра благодарно аплодируешь. В созерцании их сценических самоистязаний явно присутствует катарсический эффект. Во всяком случае, у меня, когда они валились на пол, возникало ощущение, будто я сама бежала (прыгала, танцевала) вместе с ними. Это удивительное чувство сопричастности даже отчасти не даруют переживания по поводу судьбы несчастного Эдипа или ужасных происшествий в доме Атридов, о которых нам тут тоже поведают. Но, прежде чем анализировать увиденное, скажем еще несколько вводных слов.

«Гора Олимп», театральный марафон в постановке Яна Фабра. Проект театральной компании Truobleyn, Антверпен, 2015. Кадр из онлайн-видеотрансляции

Итак, что надо знать о спектакле Фабра, кроме того что вы о нем уже знаете.

1) Его репетировали целый год.

2) Он состоит из пятнадцати частей, каждая из которых отсылает нас к известным мифологическим сюжетам.

3) Марафон начинается в 16:00 и все двадцать четыре часа идет без антрактов – до 16:00 следующего дня.

4) Вы можете входить в зал и выходить из него в любое время; на руку зрителям повязывают специальную повязочку типа тряпочки – она становится пропуском на гору Олимп.

5) Ночью вам предложат спальные мешки в зале и палатки в тенистом дворике театра, а утром – зубную пасту и даже бесплатный завтрак, но оставаться в театре на ночь не обязательно. Вы можете уйти домой и вернуться утром. Только вам все время будет казаться, что вы пропустили что-то важное. Казаться будет правильно. Фабр не бережет самые эффектные эпизоды для прайм-тайм. Он может поставить сногсшибательную сцену в шесть утра и устроить тихую медитацию ближе к финалу. Да и само сознание, что ты вот тут (например, в гостинице) отходишь ко сну, а они там (на сцене) все еще куролесят, – тоже часть его тотального перформанса.

6) Костюмов в спектакле почти нет. Вместо костюмов – белые простыни. Они могут стать и тогой, и саваном, и простыней – надо же иногда и поспать немного.

7) Кстати, о поспать. У артистов в «Горе Олимп» тоже есть небольшие зоны отдыха. Только они не уходят за кулисы, как можно было бы предположить. Они просто выносят на сцену спальные мешки и засыпают. Фабр – к слову, он еще и художник, закончивший в Антверпене Королевскую академию изящных искусств, – так ставит сценический свет, что завораживает даже этот послеполуночный отдых его фавнов. И многие зрители остаются в зале во время необъявленных антрактов, созерцая, как участники марафона мирно посапывают в спальных мешках.

«Гора Олимп» генетически восходит к двум другим знаменитым опусам Фабра. Первая из этих работ – выпущенный в 1984 году и принесший мастеру театрального экстрима мировую известность перформанс «Сила театрального безумия» («The Power of Theatrical Madness»). Он шел не двадцать четыре, а всего-то четыре с небольшим часа, но повторяемость изнурительных физических действий тоже лежала в его основе. Артисты награждали друг друга пощечинами, били тарелки, раздевались и одевались, падали, снова вставали и то и дело выкрикивали имена великих режиссеров XX века. В «Силе театрального безумия» Фабр развенчивал фабрику иллюзий, называемую театром, и одновременно почтительно склонял перед ней голову. Любое самое нелепое действо, настаивал он, приобретает сакральный, точнее квазисакральный, смысл, если оно совершается на сцене. Театральная иллюзия – одна из самых сильных иллюзий в мире. Но это все же иллюзия. Она нас подчиняет. Она нами манипулирует. Вагнер, доведший ее до совершенства (ведь это он для усиления эффекта придумал выключать в зрительном зале свет), удостаивался у Фабра особого внимания: перформанс завершался сценой танго, которое под вагнеровский «Похоронный марш Зигфрида» исполняла пара голозадых монархов. Силу театральной иллюзии надо довести до абсурда, чтобы понять ее мощь. А потом надо свергнуть ее, как свергают королей и тиранов.