Культура Zero. Очерки русской жизни и европейской сцены

Достоевский гениально ухватил особенности русского вольнодумства, эдакого ни на что не похожего умственного колобродства – недообразованного, поверхностного, путанного и почти одним махом упрощающегося до элементарного криминала. Либеральный образ мыслей, который не только в начале XIX века, но еще в 1840-е был характерен разве что для горстки петербургских дворян-интеллигентов, в годы создания романа (самое начало 1870-х) разлился по стране, захватил весьма широкие массы разночинцев и в известном смысле «оплебеился». И Достоевский не просто запечатлевает это, он пророчествует: революцию в России развяжет ловкая образованщина. Гениальное, что и говорить, прозрение.

Но тут же во мне возникает возражение, протест. Ведь в Германии или Франции, думаю я, образованщины тоже было пруд пруди. И революции были. Но такой, как у нас, там не случилось. Европейские революции (особенно Великая французская) тоже бывали и кровавы, и страшны, и отвратительны, но они были во многих отношениях и плодотворны. Многие ценности, на которых базируется современное европейское общество, были выкованы именно в горниле этих мятежных событий. Наша же революция просто превратилась в одичание страны. Она не дала никаких положительных результатов. И случилось это не столько в силу разгула либеральной образованщины, сколько в силу активной деятельности того самого народа-богоносца, от которого, по мысли Достоевского, оторвались российские «бесы».

Именно темная и косная народная масса превратила российскую революцию из кровавой, но не лишенной идеалов борьбы за «свободу-равенство-братство» в дуван, в большую всероссийскую сходку для дележа добычи. Богоносной (якобы) хтони в общем-то все равно, под каким флагом убивать и грабить – под монархическим, под коммунистическим, да хоть бы и под хоругвями. Ее религиозность – наносная, декоративная, ей и новоявленный Пугачев любезен, и комиссар с кобурой: главное, чтобы было где разгуляться. «Народ-богоносец» потом усмирили тоталитарным кнутом, загнав всех обратно в крепостное рабство, то бишь в колхозы (о которых, к слову, Лев Додин поставил другой свой великий спектакль «Братья и сестры»). Круг замкнулся. И вот этой исторической «загогулины» Достоевский предвидеть уже не мог.

Тема для диалога № 2

По Достоевскому, бесовство вырастает из европейского либерализма, перерастающего в нигилизм, социализм, тоталитаризм. То есть оно буквально укоренено в неких конкретных идеях, которые как бы чреваты бесовством. Во «Сне смешного человека» эти вредные идеи сравниваются с бациллами.

Но история XX века и особенно начало XXI века в России вдруг обнаружили, что это самое бесовство спокойно произрастает на любой почве – и на атеистической, и на религиозной, и на коммунистической, и на монархической. Сейчас уже ясно, что нет вредных и полезных идей, равно как нет опасных и безопасных, ибо нет такой идеи, которая не могла бы быть присвоена смердяковыми. Они не только из размышлений Ивана Карамазова, они даже из проповедей старца Зосимы сделают очень простые, «чистоконкретные» выводы («Дайте мне перекреститься, а не то в лицо ударю»).

Я помню, еще с институтских времен мы повторяли, как заклинание: если Бога нет, то все позволено. И вот новейшая история предложила нам поразительный перевертыш. Секулярное общество пытается жить в соответствии с божественными заповедями вне Бога. Нельзя сказать, что у него всегда это получается. Но у кого получается лучше? Во всяком случае, среди секулярной либеральной братии террористов уже не встретишь, зато среди религиозных фанатиков их тьмы и тьмы. Исламский экстремизм, протестантский фундаментализм, пояса шахидов, взрывы абортариев… И тут действует иная логика: если Бог есть, то все позволено. Ибо во имя его возможно совершить любую жертву: вот Авраам ведет на заклание сына своего Исаака – так повелел ему Господь. И разве есть у нас основание сомневаться в истовости его веры?

Тема для диалога № 3

Бесы Достоевского стремятся к расшатыванию устоев. И он видит в этом огромную опасность. Он как на ладони демонстрирует нам логику младшего Верховенского: надо разрушить все моральные принципы, а там – в хаосе, в грязной и мутной воде – можно будет ловить рыбку.

Но вот что интересно: вся вторая половина XX века была в Европе временем расшатывания устоев. Сексуальная революция, контркультурный бум – чем, скажите, не бесовство? Однако ж при всех издержках этого бума и этой революции главным их результатом стал все же не хаос, а толерантность. Современное раскрепощенное общество не только свободнее, что понятно, оно, что уже парадоксально, еще и нравственнее и милосерднее, чем прежде. Оно отказалось от казней, от преследования инакомыслящих, от расовой дискриминации, от религиозных войн, от полиции нравов. Прежние устои были расшатаны, чтобы установить на их месте иные – куда более гибкие, но оттого и более прочные.