Читаем Культурные повороты. Новые ориентиры в науках о культуре полностью

Эдвард Саид в ходе постколониального поворота уже подготовил почву для переориентации фокуса на пространственно-географические категории (имперско-)критической «культурной топографии».[866] «Я говорю о способе включения пространственных структур и географических референций в культурный язык литературы, истории или этнографии – иногда в иносказательной форме, иногда путем объединения множества отдельных работ, иным образом не связанных ни между собой, ни с официальной идеологией „империи“».[867] Саид рисует карту пространственных констелляций власти, знания и географии в империалистском контексте. При этом он обнаруживает поле напряженных отношений между господствующими европейскими пространствами и отдаленными, периферийными территориями колоний, сказывающееся как на литературе, так и на культурном самопонимании. Такие перспективы пространственного поворота позволяют рассматривать постколониальные механизмы «переписывания», характерные для новейших мировых литератур, как стратегии геополитического «перекартографирования»: «И сегодня писатели и ученые бывших колоний накладывают на великие канонические тексты европейского центра свою собственную, отличную от них историю, соотнося их со своей локальной географией».[868]

Тем самым пространственный поворот заведомо оказывается политически окрашен – новой описательной категорией культурологии здесь становится не пустое пространство. Это скорее обусловленные одновременностью неравных пространств и территорий пересечения, которые так удачно схватывает концепция «воображаемых географий» Саида: вписывание в пространство имперских элементов, скрытых иерархий, неуместного опыта, нарушенной непрерывности (как, например, в случае Палестины, где он родился), а также конструирование Другого и проекция антагонистичных образов (как, например, в случае ориентализма).[869] Подобные случаи смысловой нагруженности пространства нельзя увидеть на карте. Это подтверждает и Соджа: «Не всегда легко заметить след имперской истории в физическом ландшафте».[870] Возникает потребность в конкретных стратегиях и методах анализа подобных комплексных воображаемых пространств. К таковым относится техника «контрапунктного» чтения Саида.[871] Потому что, например, в романах она способна выявлять субтексты и скрытые связи с властью империи так же, как помещать, казалось бы, противоположные явления в одну пространственную взаимосвязь, в неожиданную констелляцию сосуществования. В результате на поверхность выводится не только иерархия мест, но и – все еще заметное даже в художественных текстах – неравное разделение труда между Европой и неевропейскими обществами. Такая целенаправленная и критическая пространственная перспектива способствует аналитическому осмыслению «сложной и неравномерной топографии»[872] с ее разрывами и противоречиями (пришедшей на смену синхронному пространственному универсуму). Именно она после однозначных разграничений, характерных для старого миропорядка, послужит исходной точкой мировых, пересекающихся взаимодействий и культурных контактов.

Транснациональные пространства

Принимая во внимание такие постколониальные отношения, новый поворот к пространству и в будущем должен отчетливо связываться с явлениями транснационализации и наоборот.[873] Уже только поэтому новое пространственное мышление заставляет полагать, что территориальное понятие пространства пришло в негодность. Оно совпадало с национально-государственным понятием пространства, с представлением пространства и места как статического «резервуара» культурных традиций, в ходе образования национальных государств привязавшего и саму культуру к национальному ареалу с территориальными границами. Подобная концепция пространства имеет проблематичную предысторию, неотделимую от колониалистской локализации Другого. Но пространственные отношения и связи, все больше утрачивающие свой строгий территориальный компонент, транснационализировали и эту концепцию пространства. Лишь с таких позиций можно, например, осмыслить тот феномен, что диаспоры образуют всемирные сети и разделяют общие культурные представления, но в то же время разбросаны по различным уголкам планеты.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология
Дворцовые перевороты
Дворцовые перевороты

Людей во все времена привлекали жгучие тайны и загадочные истории, да и наши современники, как известно, отдают предпочтение детективам и триллерам. Данное издание "Дворцовые перевороты" может удовлетворить не только любителей истории, но и людей, отдающих предпочтение вышеупомянутым жанрам, так как оно повествует о самых загадочных происшествиях из прошлого, которые повлияли на ход истории и судьбы целых народов и государств. Так, несомненный интерес у читателя вызовет история убийства императора Павла I, в которой есть все: и загадочные предсказания, и заговор в его ближайшем окружении и даже семье, и неожиданный отказ Павла от сопротивления. Расскажет книга и о самой одиозной фигуре в истории Англии – короле Ричарде III, который, вероятно, стал жертвой "черного пиара", существовавшего уже в средневековье. А также не оставит без внимания загадочный Восток: читатель узнает немало интересного из истории Поднебесной империи, как именовали свое государство китайцы.

Мария Павловна Згурская

Культурология / История / Образование и наука