Культурный дневник 16.01.2014- 18.06.2013

– Печатался и в "Советском патриоте", и в "Честном слоне". Да, и он, и Присманова взяли советские паспорта, но в Советский Союз не вернулись. Вообще вся эта ситуация с их большевизанством, проникнутостью патриотическим пафосом исторической победы ("наша страна сокрушила фашизм, теперь все пойдет по-другому, будет открыта новая страница"), мне кажется, несколько преувеличена в мемуарах Нины Берберовой. По крайней мере, мои многочисленные беседы со старшим сыном Гингеров Базилем, которого не стало несколько лет назад, убедили в том, что вопрос о возвращении в их доме обсуждался, конечно, но не стоит преувеличивать  утопических настроений Гингера и Присмановой – это были достаточно трезвомыслящие люди, в которых очень скоро эта эйфория улеглась, и они пришли в себя от тех чувств, что пережили после победы над фашизмом. Так было и со многими другими, например с Иваном Буниным. Но какая-то группа писателей – Ладинский, Софиев, Кобяков, Голенищев-Кутузов – вернулись в Советский Союз. В книгу, например, включены письма Гингеру Виктора Мамченко, который остался в эмиграции, но, будучи настроенным просоветски, активно переписывался с "возвращенцами", прежде всего с жившим в Алма-Ате Юрием Софием. В этих письмах зачастую упоминаются имена Гингера и Присмановой, говорится об их житье-бытье. Нужно понимать, что в послевоенном Париже, как, в общем-то, на протяжении всех лет эмиграции, существовали разные политические цвета, позиции, настроения. Гингеры в этом смысле занимали достаточно умеренную советскую позицию.

– Вы упомянули переписку с Борисом Божневым, она интересна, в частности потому, что там звучат отголоски одного маленького литературного скандала. Речь идет о листовке Шаршуна "Русский хай-кай" (то есть хайку), которая вызвала негодование Божнева.