Купание голышом

«Он прав, — подумала Джои. — Этот придурок определенно способен на что угодно». Она придвинулась ближе и положила руку на колено Мика. Он поцеловал ее в макушку, но она почувствовала, что он напряжен. Он показал на мотель:

— Твоя комната на втором этаже. Не выходи, пока не посвечу тебе фонариком.

— Три раза. Я помню.

Они наблюдали, как пара енотов проскользнула в лагерь и вынырнула оттуда через пару секунд с буханкой хлеба и пакетиком чипсов «Доритос».

— Мы же собираемся напугать его до полусмерти? — спросил Странахэн.

— Точно. Закрутить гайки.

— Ну так и черт с ним. Давай потребуем полмиллиона.

— О господи, — засмеялась Джои, — но у Чаза нет таких денег.

— Спорим, он знает кое-кого, у кого они есть?

* * *

Они взяли «гранд-маркиз»: Тул сказал, что «хаммер» почти светится в темноте. Ред велел им сохранять хладнокровие несмотря ни на что. Выслушать парня и пообещать, что подумают над его словами.

— Не умничай, — предупредил Ред Чаза. — И никого не трогай, — сказал он Тулу, — пока, во всяком случае. Как только выясним, чего хочет этот сукин сын, решим, что с ним делать.

Они собирались приехать во Фламинго пораньше и найти место, где Тул мог бы спрятаться, но задержались, поскольку до того, как они вырулили на основную магистраль, Тул опять сделал привал. Чаз не стал возражать. Он остался в машине, где тренировался выхватывать кольт из-за пояса, а Тул надел лабораторный халат размером с палатку и потопал в больницу «Неземное поместье».

Морин сидела и смотрела телевизор. Она причесалась и наложила капельку румян на щеки.

— Посмотрите, кто пришел, — обрадовалась она. — Возьми стул. Ларри Кинг берет интервью у Джулии Эндрюс[43]. Она просто куколка.

— Я принес тебе кое-что на ужин. — Тул поставил накрытую тарелку на тумбочку у кровати. — Не такое чтоб горячее. У них тут микроволновки нигде нету?

— Ерунда, спасибо, Эрл. — Морин подняла крышку. — Пахнет просто замечательно. Что это?

— Ээ-э, цыпленок. Называется «болотный цыпленок».

— Доктор сказал мне избегать жареной пищи, но я, честно говоря, не вижу в ней вреда. Я же все равно умираю, верно?

Она взяла кусочек жареного аллигатора и попробовала.

— Здорово, а? — спросил Тул.

Морин энергично покивала, продолжая жевать. И жевать.

— Та еда, которой нас тут кормят, просто сущий кошмар, — прошептала она. — Свежая птица — настоящее пиршество.

— Хорошо, что понравилось. Ладно, мне пора.

— Уже? Пожалуйста, останься, поговорим.

— У меня важная встреча по делам.

— Это ночью-то? Интересно, что за дело такое.

— Клиента охранять, — ответил Тул.

Синие глаза Морин заискрились:

— Это так интересно, Эрл. Ты каких людей охраняешь? Сановников? Дипломатов? Нет, наверное, дельцов от шоу-бизнеса, точно.

— Не то чтобы.

— А. — В ее голосе послышалось разочарование.

— Щас я доктора охраняю, — сообщил Тул, хотя сам считал, что с Чазом Перроне это просто халтура.

— Доктора? Вот это да!

— Тока он людей не лечит. Он это, типа, ученый.

— Наверное, очень важный человек, раз ему нужна личная охрана, — сказала Морин.

— Я б тебе порассказал.

— Он сейчас с тобой? Мне бы хотелось с ним встретиться.

— Он не чтоб хорош, — возразил Тул, — чесслово. Много о себе думает, но, етить, у ниггеров и мексов, которые для меня помидоры собирали, куда больше мозгов, чем…

Костлявый кулак Морин выстрелил Тулу прямо под дых. Он согнулся вдвое и выдохнул, как спустившее тракторное колесо.

— Эрл! Как тебе не стыдно! — воскликнула она. — Никогда не говори при мне таких отвратительных слов.

Он вцепился в перила кровати и медленно выпрямился.

— Что бы сделала твоя мама, — гнула свое Морин, — если б она была жива и это услышала?

— Она меня научила, — прохрипел он. — Она и папаша.

— Тогда им тоже должно быть стыдно. Вот, возьми, — она взяла со столика бумажный стаканчик, — попей воды. Полегчает.

— Етить, — сказал Тул и присосался к стакану. Чокнутая старуха его ударила. За всю свою жизнь он не мог припомнить случая, чтобы кто-нибудь врезал ему и не получил сдачи. Однажды он чуть не покалечил парочку несчастных мексиканцев только за то, что они странно посмотрели на него в винном магазине.

Сейчас, глядя на Морин, хрупкую и ломкую, точно осенний лист, Тул понимал, что может убить ее одним пальцем. Но вот что странно: он совсем этого не хотел. И не то чтобы ему приходилось сдерживаться, он просто не хотел причинять вреда этой женщине, несмотря на то, что она сделала. И он не злился, что еще больше сбивало с толку. Он ощущал — сам не зная отчего — только сожаление.

Он услышал, как говорит об этом вслух. Морин потянулась и ухватила его за рукав.

— Мне тоже очень жаль, Эрл, что я тебя ударила. Это было не слишком по-христиански, — сказала она. — Тебе хватает лекарств?

— О да, мэм. Тех пластырей, которые с утра, по-мойму, до выходных хватит.

— Знаешь, мой муж был полицейским в Чикаго.

— Да, вы грили, мэм.