Два. Два прямоугольника, поставленные друг на друга. Вензелек оказался прилепленным сбоку. Закончив работу, я отодвинула листок и некоторое время любовалась делом рук своих.
– По-моему, здорово, Херри. Держите ваш план. Это то, что вы хотели? Теперь я могу быть свободна?
Я спросила это просто так, но Херри-бой не поддержал мой игривый тон.
– Что значит – «свободна»? – настороженно спросил он.
– Я выполнила свою миссию, правда?
– А что я буду делать с этим? – беспомощно спросил Херри.
– Ну, откуда же я знаю? Я ведь не Кассандра. И даже не владелица гадального салона. Спросите об этом у вашего драгоценного Лукаса Устрицы!
– Как? – он все воспринимал совершенно серьезно, бедняга!
– Покрутите блюдце, покапайте воском, вызовите дух, наконец.
– Вы шутите, Катрин?
Ну слава богу, до тебя дошло! Даже Пупий Саллюстий Муциан соображает быстрее… Вернее, соображал.
– Шучу. А если говорить серьезно, я не знаю, что с этим делать. Может, ваш Лукас тоже был шутником и обожал оставлять такие записочки влюбленным девушкам… Прямо на своих бессмертных полотнах.
Глаза Херри-боя сверкнули, и сумасшествие, все это время цеплявшееся за края век голландца, рухнуло в его зрачки.
– Вы… – тихо произнес он, – вы его девушка, Катрин. Вы только не помните этого… Прошло столько времени. Но вы обязательно вспомните…
Спокойно, Катерина Мстиславовна!.. Голландец окончательно свихнулся на этом своем одиноком острове. Конечно, у него бывают ремиссии, и даже длительные, особенно во время пребывания среди людей, но это дела не меняет. Главное, быть спокойной. Кажется, ты где-то читала, что страдающим психическими расстройствами нужно смотреть прямо в глаза. И разговаривать с ними ласково. И так же ласково попытаться предложить альтернативную точку зрения.
– Увы, Херри. Я всего лишь гражданка России. И зовут меня Соловьева Екатерина Мстиславовна. Я даже сообщу вам свой год рождения, хотя это не принято. 1970-й. Тысяча девятьсот семидесятый, а не какой-нибудь тысяча четыреста семьдесят седьмой.
– Тысяча четыреста семьдесят девятый, – тихо сказал Херри. – Дочь бургомистра Катрин умерла в возрасте двадцати лет.
– Вот видите! – преувеличенно обрадовалась я. – Так что я не гожусь. Все сроки вышли. Старая перечница. Старая дева. Синий чулок. Извините. Может быть, попытаемся починить мотор? Я немного в этом разбираюсь.
– Я не думаю, что у вас получится, – осторожно подбирая слова, сказал он. – Это очень сложный мотор. Он несколько раз выходил из строя. И его чинили только профессиональные механики.
– Да будет вам, Херри! Я только посмотрю.
Глаза Херри блеснули – затравленно и торжествующе одновременно. Кажется, я совсем забыла, что говорила ему – «нет, я не разбираюсь в моторах». Он уличил меня, но и сам был уличен.
– Вы же сказали, что ничего в этом не смыслите. А теперь вдруг решили посмотреть… Это каприз, Катрин. Я не могу доверить вам наш единственный катер. Наше единственное сообщение с побережьем.
– Хуже не будет.
– Нет, Катрин.
Поделом тебе, Катька, будешь знать, как не помнить, о чем врешь. Всегда помни свою ложь и не попадайся – именно это я сделала бы первой библейской заповедью, будь моя воля… Единственное сообщение с берегом, скажите, пожалуйста!.. Интересно, как сюда доберется механик?
– Интересно, как сюда доберется ваш механик, если этот катер – все ваше богатство?
Херри-бой поморщился: я тоже уколола его.
– Его отвезут… Я свяжусь с берегом и скажу, что наша лодка встала.
– Вот видите, мы ничего не теряем.
– Вы не почините мотор, Катрин, – сказал Херри.
И я поняла, что это не относится ни к моим способностям, ни к умению разбираться в технике. Нет. Он просто не даст мне сделать это.
– Херри, это глупо. Вы не можете держать меня здесь. В конце концов, я подданная другой страны…
– Вы воровка, Катрин, – в отчаянии бросил он. – Вы и ваш приятель. Вы украли картину, она никогда не принадлежала вам.
Ах ты сукин сын! Вот наконец-то и проявилось твое свиное рыло. Вылезло наружу и радостно захрюкало.
– Интересно, кому же она принадлежала?
– Совсем другим людям… They dead. Они умерли… Они мертвы, и вы воспользовались этим, – наши дивные отношения стремительно катились под откос.
Я громко расхохоталась, хотя больше всего мне хотелось плакать.
– Это недоказуемо, Херри! А если вы будете доставать меня и нести всякий бред, вы никогда не получите недостающую часть картины, обещаю вам!
– Что ж, придется, видимо, съездить в Эссен. Это не так далеко.
К этому пассажу Херри я оказалась совершенно не готова. Эссен, место отдохновения добрейшего Иосифа Семеновича. Он отказался от картины, он не заявил о ее пропаже, но что это меняло, если про Эссен пронюхал Херри-бой? И не только про Эссен скорее всего. Эта очкастая тварь способна на многое, она обработает младшего Гольтмана в момент, и тогда нам с Лаврухой не избежать неприятностей.