Повинуясь инстинкту самосохранения, я нажал на спусковой крючок. Дуло криопушки зашипело, покрылось изморозью и исторгло мощную струю криоагента. Тело и руки охранника мгновенно покрылись коркой из кристаллов льда, но, вопреки моим ожиданиям, он не обратился в ту же секунду в ледяную статую, а мог еще двигаться. Охранник с видимым трудом поднял замерзающие руки и схватился за свое горло. Он пытался кричать, но горло исторгло лишь хрип, а широко раскрытый рот покрылся ледяной коростой. Глаза охранника заволокла белая пелена, он пошатнулся и рухнул на ступени. Мы отступили к стене, и павший тюремщик покатился по ним вниз.
– Боже! – ужаснулся я.
– Спокойно, Парень! – совсем не спокойным голосом сказал Харон. – Они давали присягу: «не щадя своей жизни», знали на что шли. Вперед!
Он подтолкнул меня в спину. Преодолев еще два поворота, я почти уткнулся лбом в дуло пистолета. Не предупреждая, охранник нажал на спусковой крючок. Я вздрогнул, но его пистолет дал осечку. Мамка не осеклась! Второй тюремщик последовал за первым вниз по ступеням.
– Еще немного, Парень! – воодушевился Старик. – Еще немного!
Воодушевление охватило и меня. С возросшей силой и прытью, я ринулся вперед. Эта лестница не могла быть бесконечной, и выход, несомненно, был уже близко.
– Ни с места! – раздался визгливый голос.
Я замешкался: несколькими ступенями выше, передо мной стояла женщина в военной форме: пилотка, гимнастерка (приталенная ремнем), не по уставу зауженная ниже колена юбка и начищенные до блеска полусапожки. Она была напугана не меньше моего. Ее губы дрожали, дрожал и пистолет в ее руках. Она взвела курок. Я рванулся влево. Грохнул выстрел, и пуля просвистела у моего правого виска. Выстрелил и я! Леденея, тюремщица выронила пистолет, подалась назад и рухнула навзничь. Я сделал шаг вперед, но тут же остановился, услышав позади звук разбившегося стекла. Я обернулся: вниз по ступеням катились осколки банки, лилась вода и прыгали золотые рыбки; Харон, припав спиной к стене, сползал вниз, оставляя на ней кровавый след.
– Нет! – закричал я и бросился к нему.
Наставник сел на ступени, и я опустился рядом с ним. Старик слабо улыбнулся.
– Ничего, Парень, – проговорил он.
Я расстегнул его жилет: под сердцем, на белой рубашке, быстро расползалось кровавое пятно.
– Прости меня! – забормотал я. – Прости! Прости!
– Все хорошо, – Харон закашлялся, и на его губах появилась кровь. – Освобождение близко.
Он взял мою руку в свои и сжал ее.
– Назови мне свою фамилию, Парень, – с трудом выговорил он.
Слезы потекли из моих глаз. Губы дрожали, и слова никак не шли.
– Назови, – повторил наставник.
– Романов, – сквозь всхлипы произнес я.
– Я знал, – улыбнулся Старик. – Ай да Александр… Ай да Феодор…
Харон снова закашлялся. С трудом вдохнув, он перевел взгляд на ступени, где поблескивали осколки стекла.
– Жаль… Парней… – едва слышно сказал он.
Голова наставника склонилась к плечу, и его глаза остекленели.
– Черт! – заорал я во все горло, и слезы градом полились из моих глаз.
«Мы еще можем спасти его!» – раздался голос Диомиды.
– Что? – утирая слезы, не поверил я. – Как?
«Я перенесу его сознание в Рыжего!»
– С ума сошла, что ли? – взорвался я. – Как он будет чувствовать себя в…
«Он не будет, – прервала меня Диомида. – Вы придаете слишком большое значение сознанию, не понимая его простоты и элегантности. Мы сохраним искру Харона в Рыжем, и она вспыхнет с новой силой, когда мы найдем для него подходящий человеческий сосуд».
– Это безумие! – не соглашался я.
«Поторопись! – подгоняла Диомида. – Его сознание угасает».
– Что я должен делать?
«Положи одну руку на голову Харона, а другую – на Рыжего».
Я открыл сумку, и Рыжий, мяукнув, высунул из нее свою мордочку.
– Поистине – ирония судьбы, – проговорил я, смотря на Старика и возлагая руку ему на голову.
Погладив Рыжего, я остановил руку и на его голове. По обеим моим рукам разлилось тепло. Ладони закололо. У меня в голове помутилось. Рыжий закрыл глаза и подергивал усами. В течение нескольких минут жар и покалывание в руках усиливались и вдруг – прекратились. Их сменил холод. Мою голову отпустило. Рыжий открыл глаза, снова мяукнул и исчез в сумке.
– Все?! – спросил я.
«Почти, – ответила Диомида. – Возьми обол».
Сняв серебряную цепочку с монетой с жилета наставника, я положил ее в свой карман.
«Теперь – все, – спокойно сказала Диомида. – Ступай, Государь мой!»
В последний раз положив руку на плечо Харона, и мысленно простившись с ним, я поднялся, застегнул сумку с Рыжим, взял криопушку и двинулся вверх по лестнице. От выхода меня отделял всего один поворот. Дверь к свободе была тяжелой, похожей на дверь банковского сейфа, со штурвалом отпорного колеса. С усилием открыв ее, я выглянул в коридор.
«Оружие больше не понадобится», – услышал я Диомиду.
– С чего ты взяла? – усомнился я. – Мы даже не знаем, куда идти дальше.
«Знаем!»
И в ту же секунда я понял, что и вправду знаю куда идти.
– Но… откуда?! – изумился я.
«От Рыжего, – ответила Диомида. – Он видел весь путь, когда его несли по коридорам к подъемнику. И я прочла это, перенося сознание Харона».