Рылеев задумчиво дотронулся до гудящей с похмелься головы:
— Ясно! А что это с ротным? Ему ж в роддом надо было…
Фома прикурил третью за утро сигарету:
— Вот именно! Ему в роддом надо… А у него в бензобаке канистра самогона плещется!.
Рылеев поёжился:
— Что, тоже я?!
Сержант Прохоров процедил:
— Да нет. Он сам! А ввалят всё равно нам…
Глава 14
Знакомство с мамой — важный этап в отношениях со слабым полом. Иногда даже более важный, чем первый поцелуй.
Прапорщик Шматко был человеком солидным. Поэтому к мероприятию подошёл ответственно. Он появился на пороге квартиры девушки Маши с коробкой в руках. Её мама встретила гостя радостной улыбкой.
— Ой! Вы так рано! Машенька ещё в ванной!
Олег Николаевич несколько смутился.
— Здрасьте! Хм… А это вот… так, сказать, презент!
Мама всплеснула руками:
— Ой, как мило с вашей стороны! А что это?. Тостер?!
Шматко протянул ей коробку и торжественно объявил:
— Лучше! Тушёнка!.
Она в ужасе вскрикнула, прикрыв рот рукой. Прапорщик удивился:
— Что?! Что такое?! Да вы не волнуйтесь! Я всё честно… На складе… выменял!
Мама взяла его под локоть.
— Пойдёмте! И коробку возьмите!
Несколько испуганный Шматко схватил коробку. Мама закрыла кухонную дверь, села напротив прапорщика и посмотрела ему в лицо.
— Скажите, вы давно знаете Машу?! — взволнованно спросила она.
— Ну, уже… — неопределённо вздохнул Олег Николаевич.
— Она вам не рассказывала про голубя?!.
— Про какого голубя?!
Мама всхлипнула:
— Про мёртвого?!
Шматко сочувственно прошептал, ни черта не понимая:
— Вот сволочи!.
Мама с признательностью кивнула и начала печальную повесть:
— Когда Маше было пять лет… Она увидела на улице мёртвого голубя…
Ситуация оставалась неясной, но Олег Николаевич, на всякий случай, подбодрил несчастную женщину:
— Ужас!.
Она снова кивнула.
— А когда она пришла в детский садик… На обед была курица!
— Вот сволочи! — от души ахнул Шматко, так ничего и не поняв.
— В общем, с тех пор она совсем не ест мяса! Поэтому Маша — вегетарианка!. — открыла мама страшную тайну.
Он с видимым облегчением выдохнул и улыбнулся. Прапорщик, был человеком широких взглядов. Чтобы успокоить и как-то утешить женщину, он улыбнулся:
— Это совершенно нормально! У меня есть знакомый, так он вообще баптист! И ничего!.
Мама искренне обрадовалась возникшему взаимопониманию.
— Нет, за тушёнку, конечно, спасибо! Я её на работу занесу…
Только давайте мы её спрячем?!
Она открыла коробку и извлекла пару банок… сгущёнки. На её лицо наползла растерянная улыбка.
— Что это?.
— Сгущёнка… — прошептал Шматко, снова переставая что-либо понимать.
— Вы же сказали — тушёнка? — спросила мама.
— Ну да! — не стал отпираться он.
— Так это вы пошутили?! — вдруг догадалась она.
Олег Николаевич растерянно подтвердил:
— Да-а… Я вообще… шутник!
— Вот и здорово! Давайте чай пить! Машенька! — Мама вышла из кухни.
Шматко склонился над коробкой. Внутри рядами стояли банки сгущённого молока. Он озадаченно шепнул себе под нос:
— А где тушёнка?. Я худею!.
Вторая рота занималась обыденным, скучным делом: личный состав бежал марш-бросок. Сапоги смачно хлюпали по лужам, рекой тёк пот, горящие лёгкие сипели на весь лес. Колонной руководил сержант Рылеев.
— Через нос дышим! — энергично командовал он. — Носом дышим, Кабанов, носом!
Начался затяжной подъём в горку. «Духи» натужно закряхтели.
Рядовой Ходоков не выдержал темпа. Его ноги беспомощно скользнули по разбитой обочине. Он рухнул лицом в грязь, распластав руки. Над ним тут же навис младший сержант Фомин:
— Задницу поднял! Бего-ом!! — Он рванул упавшего бойца за шиворот.
Ходоков выплюнул набившийся в рот песок:
— Не могу больше… — простонал он.
— Не можешь — не ешь! До финиша — километр! Собрались, собрались!
Фома подтолкнул его к бегущему строю. Ходоков качнулся, чуть снова не потеряв равновесие, и захрипел:
— Не могу!. Каблук оторвался!.
Младший сержант, не задумываясь, громко выкрикнул:
— Соколов!
— Я! — Рядовой отделился от строя, снизив скорость.
— Забрал автомат у Ходокова!
Кузьма на бегу стащил с отстающего автомат, забрасывая его себе на шею. Ходоков перестал шататься, как пьяная проститутка, и влился в общий строй. Рылеев скомандовал, задавая темп:
— В ногу бежим! Раз! Раз! Раз-два-три! А теперь — ускорение!
Ускорение, я сказал!
Строй затопал энергичней, выкладываясь на последних метрах.
«Духи» напряглись и тяжело пересекли финишную черту. За ней силы у личного состава иссякли. Кто-то со стоном прислонился к дереву, кто-то — друг к другу, кто-то просто повалился на землю. Фомин тут же прошёлся по поляне, поднимая упавших:
— Не лежим! Встать, я сказал! Сердце посадишь!
Последним финишировал рядовой Соколов. Он был весь, как ёлка, увешан чужими автоматами, но держался молодцом. Сержант Рылеев восстановил дыхание и гаркнул:
— Соколов!
— Я! — отдуваясь, прохрипел Кузьма.
— Раздать автоматы!
Рылеев подмигнул Фоме, и они демонстративно отошли в сторону.
Кузя, всё ещё тяжело дыша, спросил:
— Чей автомат… ВЯ-4653?
Кабанов оторвался от дерева:
— Мой.
— Бери…