– Я работаю с многообразиями.
Это 3D-модели, с помощью которых можно описывать форму потенциальных вселенных в числе всего прочего. Он рассказывает о задаче, которую себе наметил. В целом это хорошая тема для «Фронтира», золотая жила между математикой и физикой. Но Лео не описывает ничего особенно оригинального. Может, специально? Если да – не могу его винить, ведь когда он просит меня рассказать о своей работе, я поступаю точно так же.
– А что ты снимал? – спрашиваю я. Вдруг это как-то связано с его проектом?
– Просто фотографировал. Это мое хобби. Я еще привыкаю к местному свету. В Луизиане совсем не такой.
Упоминание о Луизиане наводит меня на мысль, которая давно крутилась в голове.
– А почему у тебя почти нет акцента? Или это грубый вопрос? Я не всегда…
Я замолкаю, не зная, как закончить предложение.
Лео смеется.
– Ничего страшного. Моя мама выросла в Огайо, так что говорю я почти всегда так. Но мне нравится фраза «эй, народ». Очень удобно.
– Мне нравится, как ты ее произносишь, – говорю я ему, и он улыбается так, что мне кажется, будто я призналась в чем-то большем.
Мы уже дошли до Ньютона и останавливаемся на втором этаже общежития, чтобы он вернул мне книги.
– Спасибо тебе, – говорю я. – Без твоей помощи я бы, наверное, не справилась.
– Я думал, тебе Калеб тяжести таскает.
– Он многозадачен. Но мы не все время проводим вместе.
– Приятно знать, – отвечает Лео с таинственной улыбкой и выходит за дверь.
Зайдя в комнату, я пишу Бекс, чтобы она меня нашла, но ей нужно еще пару часов провести в лаборатории. У биологов и химиков практика по понедельникам.
Когда она приходит, я уже по уши в работе. Увидев мои книги, груды бумажных листков и новые заметки на доске, Бекс понимает, что я сейчас в состоянии «математической фуги», как она это называет, и, пока работаю, не смогу отвлекаться ни на что другое. Бекс – моя лучшая в мире подруга, поэтому приносит мне ужин (жареный сыр), нарушая все правила, и оставляет в покое, не сказав и трех слов.
Я прихожу в себя только к вечеру субботы. У меня есть уравнения и эскиз модели. Завтра попрошу Калеба поработать над программой.
Я пишу Бекс: «У тебя утром будет на меня время?»
Она отвечает: «Конечно, хотя еще домашку надо делать. Может, пойдем в книжный?»
«Отлично».
После завтрака мы берем рюкзаки и едем в центр. Добираемся довольно рано, поэтому занимаем столик у розетки и раскладываем вещи.
– Ну что? – спрашивает она, рисуя соломинкой по пенке латте. – В чем дело?
Я не совсем уверена, как начать этот разговор. Родители Бекс не позволяют ей ни с кем встречаться, а я… ну… я такая, как есть, и для меня это в новинку.
В конце концов Бекс, привыкшая меня выручать, спрашивает:
– Это насчет Лео?
– Анита сказала, что мне надо заводить больше друзей. Помимо тебя и Калеба. Я думала, что этим и занимаюсь, но, кажется, Лео хочет чего-то другого.
– Да, – говорит Бекс. – Хочет. Ну а что ты?
Я потягиваю чай и думаю над вопросом. Бекс ждет. Мы с ней дружим еще и поэтому.
Пусть я никогда особо об этом не думала, но всегда смутно предполагала, что однажды кого-нибудь встречу. Например, когда поступлю в колледж или закончу образование. И тогда поступлю так, как поступают все люди: влюблюсь, выйду замуж, рожу детей. Но я никогда не думала, что с мальчиками надо будет чем-то заниматься, пока я не готова ко всему этому.
И в тот единственный раз, когда встал этот вопрос – о чем я вообще стараюсь не думать, – эта мысль вызвала у меня отвращение. Поцелуи казались мне чем-то странным и, если честно, антисанитарным. Я не хотела, чтобы мне в рот попала чужая слюна, даже Калеба. Но Лео заставляет меня задумываться, а вдруг в этой теме с поцелуями что-то есть?
– Может быть, – говорю я.
– Ты знаешь, что в процессе разговора тебе не надо платить за каждое слово, да?
– Я не совсем уверена, чего хочу. Но, может, стоит попробовать? Кажется, почти всем остальным это нравится.
Как только я говорю эту фразу, мне становится жалко Бекс, и я тянусь к ее руке.
Она отмахивается.
– За меня не волнуйся. У меня уникальная ситуация. Но, Эви, тут возникают два вопроса. Первый: стоит ли тебе встречаться в принципе? И второй: стоит ли именно с Лео?
– А с кем же еще? – удивляюсь я.
Бекс смотрит на меня. Я узнаю этот взгляд: именно с таким выражением профессор Льюис каждый раз смотрит на домашнюю работу Блейка Уинтерса.
– Ты про Калеба. – Я качаю головой. – Нет.
– Почему?
– Назови самый долгий срок, когда какая-то пара в Ньютоне была вместе.
Бекс призадумывается.
– Кажется, Саша и Кристофер вместе уже почти два года.
– А самый долгий срок, когда Калеб встречался с девушкой?
– Три месяца?
– И это исключение, – говорю я. – Мы с Калебом дружим уже двенадцать лет, и он нужен мне рядом хотя бы еще двенадцать. Лео мне нравится. Но его я могу позволить себе потерять.
– Что-то я не уверена, что тут ты права.
– Я не могу рисковать потерей Калеба. Я даже не знаю, как быть Эви без него. – Я вспоминаю единственное стихотворение, которое мне понравилось на уроке английского – возможно, из-за математической метафоры. – Он мне постоянно правит круг.
Бекс морщит нос.