– Я болтаю с Ноланом. Они выехали вчера и уже сидят у моих бабушки с дедушкой.
Это правда, я писал ему, так что я практически не вру.
Как Мило я отправляю ей сообщение.
Мило:
Ты еще здесь или я тебя отпугнул?Она сконфуженно смотрит в монитор. Эви тяжко общаться разом со всеми своими кавалерами. Она уходит с сайта.
Дэвид откладывает работу, смотрит на Эви и говорит:
– Господи, Эви. Это не работа для «Фронтира». Это диссертация.
– Это хорошо? – спрашиваю я.
Он смотрит на меня с открытым ртом.
– Ты хоть понимаешь, что вы подали на рассмотрение?
Эви подскакивает: она остро реагирует на всех, кто сомневается в моем интеллекте.
– Все программы – это его рук дело, Дэвид. Я проводила расчеты.
Дэвид смотрит на нее.
– Ты знаешь, что это значит.
Она кивает, а я понятия не имею, о чем они говорят. Дэвид переводит внимательный взгляд на меня.
– Ей нельзя замирать, когда с ней будут говорить во время стендового доклада. Без обид, Калеб, но ты ни за что не сможешь это объяснить, а если не сможет и Эви, они посчитают, что кто-то написал работу за вас. Вас могут дисквалифицировать. А подобная репутация вам не нужна.
Я покачиваю головой.
– Но ведь математики печально известны тем, что не умеют разговаривать с незнакомцами? Разве они не решат, что она просто нервничает?
И Дэвид, и Эви смотрят на меня с легкой грустью.
– Ему просто не может что-то не даться легко, – говорит Эви.
– Эй!
– Эви – девушка, – говорит Дэвид.
– Да. Я заметил, – отвечаю я. Эви хмурится.
– Это значит, что некоторые судьи не поверят, что она способна вложиться в эту работу. Они подумают, что ты – мозг операции, а когда поймут, что это не так – опять же, без обид, – то будут искать другое, более понятное им объяснение. И этим объяснением точно не станет интроверсия Эви.
Я смотрю на них по очереди, не желая верить, что это правда.
– Ты знаком с профессором Льюисом, верно? – добавляет Дэвид.
– Ясно, – говорю я. – Значит, она должна быть готова.
Я трачу остаток дня на эскизный проект стенда, пока Дэвид обводит части работы, по которым, скорее всего, возникнут вопросы. Эви тренируется все проговаривать, но настоящее испытание начнется, когда она будет выступать перед незнакомцами.
Пока мы собираем вещи перед ужином, Эви кладет Дэвиду руку на предплечье.
– Ты видел работу Лео?
Дэвид смотрит на нее и предостерегающе говорит:
– Эви.
– Можешь ничего мне не рассказывать. Просто интересно, хорошая она или нет.
– Будь она плоха, ее бы не приняли, – говорит Дэвид.
Она смотри на него какое-то время, и я с удивлением понимаю, что они знают друг друга настолько, что могут вести молчаливый диалог. Может, это какой-то тайный математический язык.
Я открываю дверь в учебный класс и обнаруживаю Лео и – что странно – Сару-Кейт. Лео смотрит на Дэвида и Эви, которые все еще стоят рядом, и ее ладонь все еще лежит на его руке. Эви краснеет, а Дэвид отстраняется. Может быть, я понял не все, что произошло между ними, но мне точно ясно, что работа Лео впечатлила Дэвида совсем не так, как наша. Он неловко машет рукой и уходит.
Лео с удивлением смотрит на меня. Кажется, он пытается понять, как ему воспринимать картину «Дэвид-Эви», исходя из моей реакции. Я пожимаю плечами. Я пытаюсь понять, какого черта он делает рядом с Сарой-Кейт.
Сара-Кейт хлопает в ладоши.
– Покатаемся? – говорит она. – Родители приехали отметить со мной завтра День благодарения, так что сегодня у меня есть машина.
– Что ты предлагаешь?
Она ухмыляется.
– Скибол?
– Пойдет.
Самое странное в этом вечере то, насколько легко он проходит. Когда мы с Сарой-Кейт встречались, она все время ужасно вела себя с Эви, что и стало главной причиной нашего расставания. А последние две недели, когда Эви, Лео и я собирались вместе, в воздухе чувствовалось напряжение. Но сегодня мы забываем обо всем этом и становимся просто милыми подростками на двойном свидании в развлекательном центре.
Эви права: если бы у меня было одно желание, я бы хотел дать идеальную подачу. Но я знаю, что эту мечту можно исполнить только волшебством. А вот идеальная игра в скибол вполне мне по силам.
Результатом моих стараний становится то, что Сара-Кейт иногда выигрывает у меня, поскольку я бью только в стоочковые лузы по углам, а она все время отправляет свои шары в центр.
– О, как же это больно, – говорит она, обходя меня по очкам в третий раз. – Проиграть девушке в том виде спорта, где она даже руками пользоваться не может.
Некоторое время спустя – я мог бы оплатить мое обучение в МТИ теми деньгами, что успел закинуть в автомат за этот вечер – я забрасываю девять шаров подряд именно туда, где они должны быть. Я удерживаю десятый в ладони и смотрю на Сару-Кейт, продлевая предвкушение. Она подается вперед и целует меня в щеку со словами:
– На удачу.
Я кидаю последний шар и промахиваюсь.