Квантовая теория недопоцелуев

Когда она говорит: «Может быть, в следующий раз попробуем в губы?» – я с удивлением обнаруживаю, что мне это интересно. Я не понимаю, почему при всей глубине моих чувств к Эви я могу ощущать это гораздо более слабое влечение к Саре-Кейт. Но ощущаю его. У меня есть чувства к ним обеим. И может быть, у Эви происходит то же самое со мной и Лео. Но что, если она так и не увидит, насколько лучше мы можем быть вместе? Или еще хуже: что, если ей нужно только это бытовое тепло? Может, поэтому она меня и оттолкнула. Не потому, что ничего не чувствовала, а потому что не хотела чувствовать слишком много.

– Что-нибудь закажем? – спрашивает Сара-Кейт, и я возвращаюсь мыслями в настоящее.

Лео и Эви ходят кругами, гоняют резиновых уточек водяными пистолетами, играют в видеоигры и ловят корзинами падающие пластмассовые яблоки. По лицу Лео я вижу, что его искренне ужасает координация движений Эви. Наблюдая за ней в подобных местах, я иногда честно гадаю, как она передвигается по миру без травм.

Пока мы ужинаем довольно скверной пиццей (хотя даже худшая пицца, какую я ел, была довольно неплоха), я говорю Лео и Саре-Кейт, что у Эви есть только один талант в аркадных автоматах.

– Поддержка экономики? Возможность конкуренции для младенцев? – спрашивает Лео, и Эви пихает его плечом.

– Азартные игры, – говорю я.

Эви до ужаса хороша в тех играх, где ты жмешь на кнопку, чтобы бегающий по кругу огонек остановился вовремя. Я понятия не имею почему. Не знаю, может, ее математический мозг способен рассчитать, где будет огонек, или ей просто часто везет, но она всегда выигрывает дикое количество купонов на этих штуках.

Мы сразу же идем пробовать, и потрясенные Лео и Сара-Кейт смотрят, как из автомата выползают ленты купонов ценой в семьдесят пять, сто и двести. Потом она выбивает джекпот: 750. Сара-Кейт собирает их, тащит на пункт выдачи призов и обменивает вместе с нашим выигрышем в скибол на диадему для Эви, обруч для волос со звездочкам на антеннах для себя и переводные татуировки для нас с Лео (бейсбол и футбол соответственно).

Потом Сара-Кейт берет влажную салфетку, прижимает татуировку к моей щеке, удерживает ее там и смотрит мне в глаза, пока считает. Снимая бумажку, она говорит:

– Идеально.

Для нас всех было бы проще, если бы я вернулся к этой истории с Сарой-Кейт, но я не могу заставить себя это сделать. Что-то для меня изменилось. Встречаться с другими уже не прикольно.

Мы возвращаемся в Ньютон, и, вылезая из машины, Лео шепчет Эви:

– Хочешь подготовиться к «Фронтиру»? Держу пари, учебный класс свободен.

Я не слышу ее ответа, но сопутствующее хихиканье предполагает, что ответ – «да».

После пожеланий доброй ночи (целомудренных) Саре-Кейт я возвращаюсь в свою комнату и открываю ноутбук, но Тесс не появляется даже через два часа, когда я ложусь спать.

На контрасте со вчерашним вечером утром у нас хмурое настроение. Сара-Кейт уезжает рано, чтобы провести день с родителями; те немногие ученики, на которых совершенно забили их семьи, начинают турнир по видеоиграм в медиазале; а Лео, Эви и я выжидаем в рекреации. Наши родители едут вместе, так что мы договорились встретиться с ними в ресторане в час дня.

Мама пишет мне в полдень: «Почти на месте. Кажется, будет некрасиво».

Я не делюсь этим с Эви. По ее лицу я могу понять, что она ничего другого и не ожидает. На выходе из школы она уходит в себя. Эви становится такой, когда у нее стресс, и лучше оставить ее в покое. Лео старается к ней не приставать, но очевидно нервничает из-за встречи с ее семьей и время от времени тянется к ее руке или пытается начать разговор, чтобы набраться уверенности, однако не получает от Эви никакого отклика. Общение с матерью отнимает у Эви все эмоциональные ресурсы.

Наши родители вчетвером ждут нашего приезда в вестибюле, и, несмотря на утреннее напряжение, я искренне рад увидеть маму и папу. Я всегда буду благодарен за возможности, которые открыл для меня Ньютон, но уезжать от них в четырнадцать лет было тяжело.

Эви знакомит Лео со своими родителями, и я чувствую, что мама специально не смотрит на меня, когда она называет его своим парнем. У нас не те отношения, чтобы мы могли поговорить о подобном по душам, но она не слепая.

Отец Эви пожимает Лео руку и говорит:

– Поздравляю с «Фронтиром».

А ее мать смотрит на него взглядом «не начинай».

Мы садимся за стол с видом на открытый участок нашего кампуса. Летом он красивый и зеленый, но в конце ноября пейзаж сер и пустынен.

Ресторан – а-ля фуршет, так что у нас самообслуживание. Когда мы рассаживаемся, то обсуждаем еду: что вкусно, что похоже на любимые домашние блюда, что неприемлемо оригинально. Потом Бет говорит:

– Ну, Лео, расскажи, как вы с Эви познакомились.

Лео улыбается ей и отвечает:

– Наши взгляды встретились в переполненном кабинете физики.

Эви поворачивается к своему отцу.

– У него было совершенно прекрасное решение задачи с волчком.

Ее отцу это явно интересно, но тут в беседу врывается мать Эви:

– Значит, у тебя тоже математический профиль.

Она говорит это так, как будто собирает анамнез, и Эви вспыхивает.