Квантовая теория недопоцелуев

– Точно. Как и твои слова, что ты не хотела делать это ни с кем – особенно со мной. Вот это вселило полную уверенность.

– Ты понял, о чем я говорила.

Я качаю головой.

– Нет. Не понял. Я пытался выяснить. Но, честно говоря, я не смог – и до сих пор не могу понять, о чем ты думала.

Эви изучает мое лицо и очевидно мне не верит.

– Ты с детского сада был самым важным человеком в моей жизни. Ты был безопасным местом в мире, который меня ужасал. Я не могла рисковать и потерять это. – Она пожимает плечами. – Особенно из-за того, что мне казалось немного противным.

Я невольно смеюсь.

– А теперь?

– Теперь я храбрее, – говорит она. – Так что можно еще.

Я снова беру ее лицо в ладони и мягко целую.

– Противно? Серьезно?

Она улыбается.

– Это было очень давно.

Потом она запускает пальцы мне в волосы, притягивает к себе и полностью убеждает меня в том, что пересмотрела свои опасения по поводу противности.

Но проходит всего несколько минут, и я больше не могу игнорировать наши хором жужжащие телефоны.

– Ужасно не хочу этого говорить, но тебе не кажется, что пора вернуться в реальный мир?

– Наверное. Если мама не получит от меня весточки в ближайшее время, то, скорее всего, начнет принудительное лечение.

– А Сантори отчислит нас, если мы не появимся на сцене.

Она смотрит на меня с надеждой.

– Но потом же мы еще?

Пыл в ее голосе заставляет меня усмехнуться.

– Каждую свободную минуту, – обещаю я.

ЭВИ

Мы с Калебом несколько минут проверяем наши телефоны. Нам пришло сообщение от какой-то Изабель, которая организует дневные выступления. Она называет номер нашей комнаты для подготовки и велит прибыть не позднее 15:30.

Я пишу, что мы готовимся в другом месте, но прибудем вовремя.

Сидя рядом со мной, Калеб пишет: «А мы готовимся?! Что ты будешь делать на выступлении?» И это так похоже на Мило.

Мама хочет меня видеть. Говорит, чтобы поздравить, но все будет гораздо сложнее. Мы договариваемся встретиться в кофейне. Я отсылаю Бекс номер нашей комнаты для подготовки, чтобы она встретила нас там, и пишу, что перешла к этапу, который называется «самый счастливый парень на свете».

Калеб поднимает меня на ноги, и мы выходим из нашего укрытия. Я чуть не отпускаю его руку, но потом понимаю, что не обязана это делать, и слегка подпрыгиваю от радости.

Стоя на эскалаторе на ступеньку выше Калеба, я снова его целую, потому что так просто дотянуться до его губ. А он говорит:

– Так гораздо удобнее. Теперь я понимаю, почему вечно заставал вас с Лео на лестницах.

Меня немного поражает, насколько это просто. Я все жду, что мы изменимся, будем осторожнее подбирать слова в разговоре, но пока – ничего подобного.

Если честно, это ни на что не похоже. Поцелуи с Лео были потрясающими, но я это чувствовала только телом. А с Калебом – с тем, кто знает меня лучше всех в этом мире, кто любит меня, несмотря на то что видел меня истерично рыдающей и неспособной говорить, кто находит радость во всем, – это просто неподражаемо. Я и не знала, что можно ощущать столько разных видов удовольствия в одно и то же время.

Сойдя с эскалатора, Калеб оттаскивает меня к стене.

– Ты закончишь общаться с мамой к трем? Надо хотя бы один раз прогнать выступление.

Я пару раз моргаю, пытаясь сосредоточиться.

– Конечно. У меня будет повод уйти.

– У тебя ведь сейчас все в порядке?

Я усмехаюсь ему.

– Просто сказочно.

Он качает головой.

– Я не про нас. Про выступление. Все хорошо?

– Что странно – я совсем не волнуюсь.

– В какой-то другой вселенной ты в ужасе, – говорит Калеб. И почему-то это меня утешает: понимание, что какая-то другая я паникует, чтобы мне не пришлось. Я собираюсь уйти, но Калеб хватает меня за запястье и тянет назад.

– Я ведь теперь твой парень? – уточняет он. – Никаких «просто друзей»?

– Никаких «просто друзей», – соглашаюсь я.

Калеб – мой парень! А еще и Мило! Я знаю, что мне надо злиться за него на то, что я из-за него испытала, но я не могу не радоваться, что сохраню их обоих.

– Тогда не уходи без прощального поцелуя, – говорит Калеб.

– Мы только и делали, что целовались.

– Не я устанавливаю правила, – говорит он.

Даже не представляю, зачем я спорю, поэтому обнимаю его, прижимаясь всем телом, и провожу руками по его груди, когда отступаю. Поцелуй на прощанье плох тем, что после него очень сложно уйти.

– Хочешь знать, что мне больше всего нравится в поцелуях с тобой? – спрашиваю я.

– Больше всего на свете.

– Когда мы прекращаем целоваться, ты здесь, и я могу с тобой поговорить.

Он криво улыбается.

– Ты правда сейчас сказала, что больше всего в наших поцелуях тебе нравится тот момент, когда они прекращаются?

– Нет. В смысле, да, наверное. Дальше по шкале идет, когда мы начинаем.

– Вовремя поправила себя, Эвс.

Он ерошит мне волосы, и я знаю, что не ранила его чувства.

* * *

Мама ждет меня за столиком в дальнем углу гостиничной кофейни. Она уже заботливо заказала для меня чашку чая, но я (кхм) слегка разгорячилась и готова убить за диетическую колу и шоколад, что и говорю подошедшей официанте, когда сажусь.

– Брауни? – предлагает она.

– Идеально.

Мама корчит гримасу.