Лабиринт

— А я и не смеюсь. Впрочем, если судить по моему опыту в этой больнице, проект американской старушки может оказаться вполне осуществимым. Ты думаешь, многие из тех детей, которых мне приходится здесь принимать, родятся только потому, что их действительно хотели и ждали? Считанные единицы. Большинство появляется на свет оттого, что их матери не знали, что предпринять. И на первых порах, кроме отвращения, они к своим младенцам ничего не питают. Теперь не то, что было в старые времена. Теперь никто не пляшет от радости при рождении ребенка, если только новорожденный не из знатной или богатой фамилии. Но и это, кажется, уже становится исключением. Не знаю, помнишь ли ты тот случай, который произошел на нашей памяти в осакской больнице с невесткой одного крупного оптовика-трикотажника из Самба”⁷⁶. Она лежала в родильном отделении, кажется, в палате «люкс».

Склонив голову набок, Сэцу пыталась вызвать в памяти случай, о котором говорила Торико. И словно сквозь какую-то туманную пелену ей вдруг представилась молоденькая, совсем еще юная красивая женщина, для которой выдавали роскошное постельное белье и меняли его каждые три дня. Сестры и няни, когда собирались вместе, на все корки честили ее.

— Ах, помню, помню! Еще совсем молоденькая! Ей, кажется, было не больше восемнадцати лет.

— Да, да. Хорошенькая такая девочка. Не успела она окончить школу, как ее выдали замуж. Она у нас тогда рожала уже второй раз. Так вот, эта юная особа плакала и говорила: «Неужели Я обречена на то, чтобы терпеть подобные муки каждый год?» Она вздрагивала от отвращения, когда ей приносили младенца, и ни разу не захотела посмотреть на него. Но еще любопытнее вела себя ее свекровь. Та приходила и требовала, чтобы каждый раз, как будут купать ребенка, не забывали стукнуть три раза по дну ванночки. Она все не могла примириться с тем, что невестка родила опять девочку. Эта богачка, жена купца-миллионера, верила в приметы и заклинания. Она была убеждена, что если при купании ребенка ударять три раза по дну ванночки, то невестка в течение ближайших трех лет не будет рожать. Что же говорить о бедняках, для которых рождение ребенка — действительно несчастье? Мальчик это или девочка, для них каждый новый ребенок — лишний рот.

— Однако,— перебила ее Сэцу,— если вы будете усиленно пропагандировать свои взгляды, то останетесь без работы. «

— Не хочешь в долгу остаться?—добродушно щурясь, спросила Торико,—Щелчок за щелчок?

— О нет, что вы, мне это и в голову не приходило!

Искренние и торопливые оправдания Сэцу рассмешили Торико, она засмеялась своим глухим, чуть дребезжащим смехом и сказала:

— Наступит время, когда не нужно будет вести такую пропаганду. Тогда я использую нынешний лозунг японских и немецких милитаристов и заживу! Работы будет хоть отбавляй.— Но вдруг лицо Торико стало строгим, и она добавила: —Только если просто сидеть сложа руки и ждать, такое время не наступит. Тут нужно действовать, как действует зеленщик. Ведь ты знаешь, как он в свою лавчонку зазывает покупателей?

Больше Торико ничего не добавила. Но тон, каким были сказаны последние слова, сразу напомнил Сэцу ту Торико, которая во времена знаменитых осакских забастовок была такой энергичной и решительной, так хорошо умела и пристыдить и ободрить даже мужчин, иной раз падавших духом. Что-то горячее наполнило сердце Сэцу, всю ее охватило сильное волнение; так тихо и плавно текущая вода, наткнувшись на небольшую скалу, начинает бурлить и превращается в водоворот. Сидя друг против друга, приятельницы молчали. Торико вдруг грузно повернулась на своем вертящемся стуле и посмотрела в окно, за которым виднелась вдали рощица и пшеничное поле, затем снова взглянула на Сэцу. Тогда Сэцу спросила:

— Как здоровье Акиба-сана?

— Как будто все по-старому. Недавно получила от него письмо. Жалуется, что дают себя знать обмороженные ноги. В этом году там тоже была долгая зима.

— Представляю себе, как там было холодно! —воскликнула Сэцу и тоже мельком бросила взгляд на зазеленевшие поля на пологом скате холма; помолчав немного, она продолжала: — Не знаю, как вам это сказать... Может быть, вы даже рассердитесь на меня, ведь, как говорится, в чужую душу не заглянешь... Но кто знает, сможет ли Акиба-сан и дальше с такой же стойкостью переносить все эти лишения. Я не уверена в этом.

— Что поделаешь, милая! Приходится терпеть. Зато он не испортится, ведь он там все равно что в холодильнике заперт.

— Это, пожалуй, верно,— согласилась Сэцу.— В такое время, как сейчас, за иных живущих на свободе в этом смысле приходится гораздо больше беспокоиться. И чем дальше, тем больше. Кругом так много соблазнов... И действительно...— Она хотела еще что-то сказать, но осеклась.