Читаем Лаборатория понятий. Перевод и языки политики в России XVIII века. Коллективная монография полностью

Левашев мог сам переработать свой перевод для печатного издания. В ноябре 1771 года он вернулся из турецкого плена, где находился с 1768 года вместе с другими сотрудниками российской миссии в Константинополе, нуждался в деньгах, и, возможно, кто-то из его покровителей или коллег решил помочь ему таким образом. Однако его усердия хватило главным образом на переделку первого тома, да и то не полностью. Можно также предположить, что Собрание, старающееся о переводе иностранных книг, не зная о существовании перевода двухтомника Кальера, заказало его кому-то еще, а после возвращения Левашева из плена необходимость в продолжении работы отпала. Однако часть нового перевода была использована при публикации.

Кто именно перевел недостающие части французского издания 1757 года, неизвестно. Открытым остается и вопрос, кому принадлежала инициатива публикации книги Кальера на русском языке. Документы Санкт-Петербургского филиала архива РАН не дают на него ответа. Для Собрания, старающегося о переводе иностранных книг, сочинения по международно-правовой проблематике были, скорее, исключением из правил[1148]. К таковым, помимо Кальера, можно отнести только публикацию «Проекта о вечном мире» аббата де Сент-Пьера (1658–1743), а точнее сокращенного варианта этого сочинения, составленного Ж. Ж. Руссо в 1761 году[1149]. На русский язык сочинение Руссо перевел переводчик Коллегии иностранных дел, известный сочинитель Ипполит Федорович Богданович. Опубликовано оно было в 1771 году — за год до публикации книги Кальера. Возможно, между этими фактами есть какая-то связь, особенно если учесть, что впоследствии Левашев издавал собственные сочинения в типографии дальнего родственника своего коллеги — Петра Ивановича Богдановича[1150].

Предположение о причастности Левашева к редактированию собственной рукописи отчасти подтверждается существованием еще одного ее экземпляра, хранящегося в РГАДА, внимание к которому в 1986 году привлекла Н. Д. Кочеткова, не знавшая о существовании рукописи АВПРИ[1151]. Рукопись РГАДА также переписана набело, но другим почерком (опять-таки не Левашева), она не переплетена, не содержит посвящений и у нее несколько иное название «О должности Министра при дворах иностранных, о его преимуществах и привилегиях и качествах сему званию нужных и о способах как договариватся с владеющими г<осу>дарями. Сочинение г. Каллиера. С францускаго перевел и во многом из других авторов пополнил дворянин посольства П. Левашов. В Вене 1757 года»[1152]. По количеству, названию и составу глав в первом и втором томе она полностью совпадает с рукописью АВПРИ. В ней есть эпиграфы из Притчей Соломоновых, «Слово к истинным патриотам» и все вставки, принадлежащие перу Левашева.

В рукописи РГАДА прослеживается тенденция заменять иностранные слова русскими эквивалентами (например, нация — народ, таланты — качества, фаворит — любимец, практика — употребление и др.), что характерно и для издания 1772 года и, вероятно, обусловлено языковой политикой Екатерины II, целью которой было повышение статуса русского языка на фоне широкого использования французского в придворных кругах[1153]. Указанные замены, казалось бы, позволяют сделать вывод о более позднем создании рукописи РГАДА по сравнению с рукописью АВПРИ. Однако и в рукописи АВПРИ присутствуют обороты, которые мы находим в печатном тексте, поэтому точно установить, какая из рукописей была составлена раньше, пока не удалось[1154].

Всякои посол некоторым образом подобен комедиянту, вышедшему на театр пред глаза народа играть знатнои роль, но как сие звание возводит его свыше состояния и некоторым образом равняет его с самыми земными обладателями по силе права представления оных сопряженному с ним, как и по особливому обращению, которое с ними иметь дозволяется, в сем случае не инако как за худаго комедиянта почтен быть может, ежели не будет уметь удержать своего достоинства. Сие обязателство есть камень претыкания для многих министров, потому что точно не знают в чем состоит прямая их должность.

Рукопись АВПРИ. Т. 1. Гл. 3: О качествах и поведениях министра при иностранном дворе. Л. 42–42 об.
Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде
Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

Сборник исследований, подготовленных на архивных материалах, посвящен описанию истории ряда институций культуры Ленинграда и прежде всего ее завершения в эпоху, традиционно именуемую «великим переломом» от нэпа к сталинизму (конец 1920-х — первая половина 1930-х годов). Это Институт истории искусств (Зубовский), кооперативное издательство «Время», секция переводчиков при Ленинградском отделении Союза писателей, а также журнал «Литературная учеба». Эволюция и конец институций культуры представлены как судьбы отдельных лиц, поколений, социальных групп, как эволюция их речи. Исследовательская оптика, объединяющая представленные в сборнике статьи, настроена на микромасштаб, интерес к фигурам второго и третьего плана, к риторике и прагматике архивных документов, в том числе официальных, к подробной, вплоть до подневной, реконструкции событий.

Валерий Юрьевич Вьюгин , Ксения Андреевна Кумпан , Мария Эммануиловна Маликова , Татьяна Алексеевна Кукушкина

Литературоведение
Литература как жизнь. Том I
Литература как жизнь. Том I

Дмитрий Михайлович Урнов (род. в 1936 г., Москва), литератор, выпускник Московского Университета, доктор филологических наук, профессор.«До чего же летуча атмосфера того или иного времени и как трудно удержать в памяти характер эпохи, восстанавливая, а не придумывая пережитое» – таков мотив двухтомных воспоминаний протяжённостью с конца 1930-х до 2020-х годов нашего времени. Автор, биограф писателей и хроникер своего увлечения конным спортом, известен книгой о Даниеле Дефо в серии ЖЗЛ, повестью о Томасе Пейне в серии «Пламенные революционеры» и такими популярными очерковыми книгами, как «По словам лошади» и на «На благо лошадей».Первый том воспоминаний содержит «послужной список», включающий обучение в Московском Государственном Университете им. М. В. Ломоносова, сотрудничество в Институте мировой литературы им. А. М. Горького, участие в деятельности Союза советских писателей, заведование кафедрой литературы в Московском Государственном Институте международных отношений и профессуру в Америке.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Дмитрий Михайлович Урнов

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное