Лаборатория понятий. Перевод и языки политики в России XVIII века. Коллективная монография

Несмотря на некоторую тяжеловесность рукописного перевода 1757 года, очевидно, что трудностей с пониманием французского текста у П. А. Левашева не было, благодаря чему ему удалось адекватно передать содержание трактата. Если он сталкивался с понятиями, которые не соответствовали российским реалиям, то пытался объяснить их своими словами, по возможности избегая калькирования и конструирования неологизмов. Неудивительно поэтому, что перевод, выполненный Левашевым в 1757 году, после небольшой редакторской правки, нацеленной главным образом на нормализацию языка, лег в основу второго тома русского издания 1772 года. Это не только свидетельствует о высоких профессиональных качествах переводчика, но и позволяет предположить, что язык международно-правовой сферы в России к 1757 году вполне сложился и существенных изменений до конца XVIII века не требовал.

*

Рукописный перевод двухтомного издания трактата Франсуа де Кальера «Каким образом договариваться с государями», осуществленный в середине 1750‐х годов Павлом Артемьевичем Левашевым, представляет большой исследовательский интерес, поскольку ни до, ни после в XVIII веке сочинения об искусстве переговоров на русский язык не переводились. Исключение составляет перевод двухтомного труда Кальера, подготовленный и опубликованный в 1772 году «Собранием, старающимся о переводе иностранных книг», без указания имени переводчика. Однако, как нам удалось установить, сравнив рукопись 1757 года и издание 1772 года, второй том был напечатан в переводе Левашева.

Левашев, обладавший несомненными литературными способностями, творчески подошел к работе: предпослал тексту Кальера пространное предисловие, озаглавленное «Слово к истинным патриотам», включил в состав рукописи выдержки или вольный пересказ из некоторых других известных ему европейских дипломатических сочинений, правда, без ссылок на источники. Приступая к переводу, молодой дипломат, еще не занимавший важных постов, руководствовался, скорее, карьерными соображениями, поскольку первый том рукописи, снабженной золотым обрезом, он посвятил канцлеру А. П. Бестужеву-Рюмину, второй — вице-канцлеру М. И. Воронцову.

Мы не знаем, какое значение создание этого текста имело для дальнейшей судьбы Левашева, очевидно другое: он зафиксировал в нем определенный уровень развития профессионального языка российских дипломатов. Как показали в своей работе «Французский язык в России» Д. Оффорд, В. Ржеуцкий и Г. Арджент, русскоязычная терминология, использовавшаяся в международных делах, практически сложилась к середине 1740‐х годов. Она содержала как полные кальки некоторых французских понятий, так и многочисленные заимствованные слова[1163]. Их количество в тексте Левашева, по сравнению с предшествующим десятилетием, представляется куда более сбалансированным. Это позволяет предположить, что русский язык постепенно избавлялся от избыточных иностранных терминов, аккумулируя заложенные в нем внутренние ресурсы. Однако подтвердить это предположение можно лишь путем сравнения текста перевода с современными ему дипломатическими донесениями.

Майя Лавринович РУКОПИСНЫЙ ПЕРЕВОД БИОГРАФИИ ГРАФА А. И. ОСТЕРМАНА Его источники, контекст создания и особенности перевода

21 марта 1743 года Конференция Академии наук на своем заседании заслушала дело о сожжении всех находившихся в продаже экземпляров биографий опальных А. И. Остермана, Б. К. Миниха и Э. И. Бирона: «<…> отданную от Ея Императорскаго Величества печатную книгу на немецком языке, о жизни бывших графа Остермана, графа ж Миниха и герцога курляндскаго Бирона, в которой между протчим некоторые вымышлено затейные, предосудительные к Российской империи пашквильные посажи находятся, при надлежащей публике сжечь». Своим решением профессора и адъюнкты лишь согласились с сенатским указом 17 марта 1743 года, изданным по устному повелению императрицы Елизаветы Петровны от 7 марта. Кто был автором биографий, не было известно ни участникам заседания, ни Сенату, ни императрице: «А кем оныя сочинены — имя утаено», — говорилось в указе[1164]. Указом повелевалось собрать по империи все имеющиеся экземпляры жизнеописаний опальных политиков; обывателям предписывалось сдать все имеющиеся у них экземпляры, а академикам, профессорам и другим сотрудникам Академии наук нужно было принести имеющиеся в академическую канцелярию[1165]. Из указа следует, что императрица сама держала в руках эту книгу («…отданную от Ея Императорскаго Величества»). Указание «оная книга» говорит о том, что, скорее всего, три биографии были переплетены в единый конволют[1166].