Лаборатория понятий. Перевод и языки политики в России XVIII века. Коллективная монография

В 1780–1790‐е годы, на которые приходится значительный объем переведенного текста труда Хемпеля (на это указывают филиграни на бумаге), Московский архив Коллегии иностранных дел в Москве был одним из главных «очагов» переводческой деятельности. Нельзя исключать, что перевод биографии Остермана мог быть вменен некоторым архивным чиновникам в обязанность по службе. Переводчики служили в архиве Коллегии иностранных дел в Москве в силу его специфики, а сама практика переводов существовала и в самой Коллегии еще со времен Посольского приказа. Уже в XVII веке там занимались переводами с иностранных рукописей и печатных книг[1175]. При приеме на службу в Архив в некоторых случаях проводился экзамен на знание иностранных языков, хотя установить, была ли эта практика систематической, не удается. Так, самого Малиновского, поступавшего на должность даже не переводчика, а актуариуса (13‐й класс по Табели о рангах), в конце 1779 года экзаменовал сам управляющий архивом Герхард Фридрих Миллер по латинскому, французскому и итальянскому языкам[1176]. В 1780‐е годы в штате Архива формально было только два чиновника в должности переводчика (10‐й класс). Тем не менее идентифицировать ни один из почерков в рукописи перевода не удалось, и в том числе потому, что переводами занимались многие из служащих. Переводили с иностранных языков и актуариусы: сам Алексей Федорович Малиновский и его брат Василий, учившиеся в университетской гимназии и владевшие вместе французским, итальянским, немецким и латынью, — и чиновники-канцеляристы на низших должностях, выполнявшие техническую, повседневную работу с переводами[1177]. В 1783 году Алексей Малиновский стал переводчиком и по должности, будучи произведен в чин коллежского переводчика[1178]. Оставаясь в этом чине, Малиновский с 1793 года служил также секретарем Архива, а «при переводах» состояли Петр Миллер (племянник покойного Герхарда Фридриха Миллера) и Лев Максимович Максимóвич[1179].

Малиновский занимался переводами значительную часть своей жизни. До определенного момента они, видимо, вносили существенный вклад в его благосостояние. Свою переводческую карьеру он начал в журналах Н. И. Новикова, сблизившись с ним благодаря созданной Новиковым и И. Е. Шварцем в 1779 году Педагогической, с 1782 года — Переводческой семинарии. В 1781 году, уже оставив гимназию и служа в Архиве, он стал членом Собрания университетских питомцев, также находившегося в сфере интересов московских розенкрейцеров[1180]. Единственный подписанный его именем перевод этого времени — вероятно, самый первый перевод на русский язык «Максим» Ларошфуко (причем с итальянского!) — был опубликован в новом журнале, издававшемся Новиковым в Москве[1181]. Возможно, некоторый опыт переводческой работы он имел еще до поступления на службу в Архив, поскольку Новиков поощрял студентов, семинаристов и даже церковнослужителей «к упражнению в переводах, печатая их своим иждивением и платя переводчикам с каждого листа условленную цену». Основное место среди переводов занимали моралистические сочинения — как классических, так и современных авторов[1182]. Первые переводческие занятия проложили Малиновскому путь к переводам политических сочинений, а также пьес — французских и немецких — в 1780–1790‐е годы. Около 25 первых лет службы в Архиве Малиновский постоянно занимался переводами, не связанными с его служебными обязанностями. В 1780‐е годы они печатались в типографии Московского университета, а значит, скорее всего, финансировались Новиковым и кругом московских масонов.

Неизвестно, был ли предназначен для Типографической компании перевод трактата «L’ uomo di governo» венецианца Николо Донато (1705–1765), выполненный под редакцией Малиновского с французского перевода Жана-Батиста-Рене Робине (1735–1820), изданного в 1767 году. Перевод сохранился лишь в рукописи, по которой сложно определить степень участия в этой работе Малиновского как переводчика: его рукой переписаны некоторые главы, он же осуществлял общую редактуру перевода, а под оглавлением первой части стоит его подпись[1183]. Принадлежат ли другие почерки переводчикам или только переписчикам, неизвестно.