Читаем Лаборатория понятий. Перевод и языки политики в России XVIII века. Коллективная монография полностью

Все факты: и нахождение рукописи в личном архиве Малиновского, и принадлежность архива Коллегии иностранных дел, которой управлял сын опального вице-канцлера Иван Андреевич Остерман (1725–1811) начиная с 1775 года, — свидетельствуют о том, что перевод труда Хемпеля должен был возникнуть если не в стенах Московского архива Коллегии иностранных дел, то в близком к нему кругу. Однако помимо формальной стороны — подчинения Архива Коллегии и, соответственно, И. А. Остерману, занявшему более прочное место в ней после отставки (1781) и смерти (1783) Н. И. Панина, и наличия переводчиков, сконцентрированных в одном месте, труд Хемпеля имел особое значение как минимум для трех сотрудников Архива: Герхарда Фридриха Миллера и Алексея и Василия Малиновских. Каждого из них связывали с двумя поколениями Остерманов свои собственные интересы и личные истории. Прежде всего, перевод отложился в личном фонде Малиновского, а не в делах Архива, потому что семье Малиновских посчастливилось оказаться среди тех, кому покровительствовало семейство Остерманов. Отец Алексея протоиерей Федор Авксентьевич Малиновский (1737?–1811) служил настоятелем церкви Святой Троицы в Троицкой слободе за Сретенскими воротами на Самотеке. В приходе его церкви находился дом, принадлежавший Василию Ивановичу Стрешневу — брату Марфы Ивановны Стрешневой-Остерман (1698–1781), супруги опального вице-канцлера. В 1782 году, после смерти бездетного Стрешнева, дом перешел по наследству к его племяннику — вице-канцлеру И. А. Остерману, второму сыну А. И. Остермана. Таким образом, вице-канцлер формально стал прихожанином церкви Святой Троицы. Бывала ли в доме своего брата вернувшаяся в 1750 году из Березова мать младших Остерманов Марфа Ивановна, неизвестно[1195].

Протоиерей Малиновский был знаком и с секретарями Архива Мартыном Никифоровичем Соколовским (?–1799) и Николаем Николаевичем Бантыш-Каменским (1737–1814)[1196], возможно, и с самим Миллером. Вероятно, поэтому два его сына: Алексей — в начале 1780-го, а в конце 1781 года — Василий, — поступили на службу в Архив актуариусами[1197]. Именно Остерманам — ключевым фигурами в связях семьи Малиновских с правящей элитой — были обязаны братья Малиновские своим успешным карьерным стартом. В апреле 1783 года, меньше чем через месяц после смерти Н. И. Панина, к тому моменту уже около полутора лет отстраненного от управления внешней политикой, вице-канцлер Остерман, присутствующие в Коллегии иностранных дел Александр Андреевич Безбородко и Петр Васильевич Бакунин Меньшой подписали определение о производстве актуариуса Малиновского в переводчики (10‐й класс), удовлетворив лишь одну из пяти челобитных низших чиновников Архива, причем самого младшего из них[1198].

С другой стороны, в 1730‐е годы в Петербурге вице-канцлер А. И. Остерман покровительствовал своему земляку Миллеру — вестфальцу по происхождению. Не исключено, как предполагает Е. Е. Рычаловский, что Миллер был домашним учителем детей вице-канцлера, а затем поддерживал связь с его семьей после опалы. Тем не менее Миллер, как профессор Академии наук, участвовал 21 марта 1743 года в заседании ее Конференции, постановившей сжечь биографии опальных политиков по воле императрицы, а затем и в распродаже имущества опального политика[1199]. Несмотря на опалу покровителя, карьера Миллера продолжилась после свержения Остермана, хотя и не была безоблачной. После своего переезда в Москву в 1765 году он восстановил личные отношения с Остерманами, а несколькими годами ранее — в начале 1760‐х — началась его переписка с Федором Андреевичем Остерманом (1723–1804), старшим сыном опального вице-канцлера и губернатором Москвы в 1773–1780 годах, продолжавшаяся более двадцати лет[1200]. 11 октября 1783 года, в день смерти Миллера, Ф. А. Остерман посетил дом покойного, где застал нескольких чиновников Архива[1201]. Эта встреча могла способствовать тому, что в конце того же года В. Ф. Малиновский, не прослужив в Архиве и двух лет, отправился в Петербург на службу секретарем к его брату вице-канцлеру Остерману («был призван», по его словам) и прослужил у него до 1789 года[1202].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде
Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

Сборник исследований, подготовленных на архивных материалах, посвящен описанию истории ряда институций культуры Ленинграда и прежде всего ее завершения в эпоху, традиционно именуемую «великим переломом» от нэпа к сталинизму (конец 1920-х — первая половина 1930-х годов). Это Институт истории искусств (Зубовский), кооперативное издательство «Время», секция переводчиков при Ленинградском отделении Союза писателей, а также журнал «Литературная учеба». Эволюция и конец институций культуры представлены как судьбы отдельных лиц, поколений, социальных групп, как эволюция их речи. Исследовательская оптика, объединяющая представленные в сборнике статьи, настроена на микромасштаб, интерес к фигурам второго и третьего плана, к риторике и прагматике архивных документов, в том числе официальных, к подробной, вплоть до подневной, реконструкции событий.

Валерий Юрьевич Вьюгин , Ксения Андреевна Кумпан , Мария Эммануиловна Маликова , Татьяна Алексеевна Кукушкина

Литературоведение
Литература как жизнь. Том I
Литература как жизнь. Том I

Дмитрий Михайлович Урнов (род. в 1936 г., Москва), литератор, выпускник Московского Университета, доктор филологических наук, профессор.«До чего же летуча атмосфера того или иного времени и как трудно удержать в памяти характер эпохи, восстанавливая, а не придумывая пережитое» – таков мотив двухтомных воспоминаний протяжённостью с конца 1930-х до 2020-х годов нашего времени. Автор, биограф писателей и хроникер своего увлечения конным спортом, известен книгой о Даниеле Дефо в серии ЖЗЛ, повестью о Томасе Пейне в серии «Пламенные революционеры» и такими популярными очерковыми книгами, как «По словам лошади» и на «На благо лошадей».Первый том воспоминаний содержит «послужной список», включающий обучение в Московском Государственном Университете им. М. В. Ломоносова, сотрудничество в Институте мировой литературы им. А. М. Горького, участие в деятельности Союза советских писателей, заведование кафедрой литературы в Московском Государственном Институте международных отношений и профессуру в Америке.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Дмитрий Михайлович Урнов

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное