Лаборатория понятий. Перевод и языки политики в России XVIII века. Коллективная монография

Для контекста, в котором возник перевод биографии Остермана, сочиненной Хемпелем, необходимо сказать о заметке, хранящейся вместе с переводом автобиографии Остермана. На листе бумаге неизвестным почерком написано, что проезжавшие с Камчатки через Березов в 1743 году профессора видели Остермана, посещающего русскую церковь, и об этом сообщало издание «Стокгольмские французские ведомости»[1214]. Далее следует приписка: «NB к 8 стр. § 2. Здесь упоминается, что он ходил в Рускую церковь, не быв еще окрещен в греческую веру, что совсем противуречит прежнему мнению»[1215]. «8 стр. § 2» — ссылка на жизнеописание Остермана (1742), где Хемпель объяснял смену имени Остерманом (с Генриха на Андрея) переменой религии, которая, по мнению Хемпеля, произошла между 1721 (когда он вступил в брак со Стрешневой и участвовал в заключении Ништадтского мира) и 1723 годом (когда он впервые подписался Андреем Остерманом). Надо сказать, что сам Хемпель не задавался вопросом, посещал ли Остерман русскую церковь: он размышлял о том, почему Остерман выбрал имя апостола Андрея, и считал, что он принял повторное крещение (Wiedertaufe)[1216]. Эти две записки, находящиеся среди бумаг рубежа веков, собранных А. Ф. и В. Ф. Малиновскими, свидетельствуют о том, что труд Хемпеля попал в поле зрения братьев и круга, близкого к Коллегии иностранных дел, в конце XVIII века; к нему обращались если не как к авторитетному, то как к дискуссионному источнику сведений о жизни бывшего вице-канцлера. Нельзя исключать поэтому, что перевод в 1780–1790‐е годы мог быть попыткой реализовать задумку Миллера об издании труда Хемпеля, поддержанную И. А. Остерманом; и автобиография, записанная его отцом в Березове на Библии, неслучайно оказалась примерно в эти же годы в руках А. Ф. Малиновского.

ОПИСАНИЕ РУКОПИСИ И ОСОБЕННОСТИ ПЕРЕВОДА

Рукопись представляет собой шесть переплетенных вместе тетрадей разного формата (пять «в лист» и одна «в четверку»), исписанных семью разными почерками, причем разные почерки встречаются даже на одном листе, а один и тот же почерк может встречаться в разных тетрадях. Все листы, числом 80, имеют сквозную нумерацию, проставленную синхронно с переплетением тетрадей в одно дело после завершения (точнее, остановки) работы. Текст в некоторых тетрадях не окончен, поэтому между частями перевода есть лакуны. Последние могут объясняться и тем, что, вероятно, сохранились не все тетради. Во всяком случае, потом тетради были сшиты вместе в попытке объединить части в один текст. Тетради, за исключением одной (четвертой, л. 38–49), представляют собой рабочие варианты: в них встречаются зачеркивания, вставки и перемещения слов внутри предложений. Датировать перевод сложно: он делался несколькими переводчиками, причем неясно, последовательно или синхронно. Зацепку для датировки дает ссылка на 6‐й том «Деяний Петра Великого» И. И. Голикова, вышедший в 1788 году, в третьей тетради, в тексте § 5 второй части книги,

Но переводчик, зная намерение будущаго издателя (курсив мой. — М. Л.) жизни Г<рафа> Остермана на Российском языке, с каким дан переводить сей немецкой оригинал, не щитав нужным переводить сей манифест, когда он помещен в подлиннике в деяниях Петра Великаго, изданных Голиковым. Он однако ж не откажется сего сделать, естьли этого непременно будут требовать[1217].

Благодаря ссылке на «Деяния…» можно утверждать, что по крайней мере эта часть перевода была выполнена после 1788 года. Помимо установления нижней границы времени перевода, примечание свидетельствует о том, что перевод был заказан неким лицом, намеревавшимся издать биографию Остермана. Это свидетельствует в пользу высказанного выше предположения о том, что такие идеи могли посещать как Миллера, так и И. А. Остермана. Бумага тетрадей, содержащая водяные знаки русского и голландского производства, датируется 1780–1790‐ми годами. 18 листов самой ранней бумаги (1770‐е годы, ярославского производства), представляющие собой вторую тетрадь, исписаны почерком конца XVIII века[1218].