Ковальски вспомнилось, как он, когда на этой базе окончательно обосновался Рико, пытался понять, что происходит у того в черепушке. Сумасшедший он или слабоумный, маньяк или жертва чужих экспериментов. Шкипер, знавший Рико дольше остальных, подсказать тут не мог: когда они познакомились, тот уже был таким. Родился ли подрывник подобным существом или стал им вследствие каких-то событий, Ковальски не знал и полагал, что уже и не узнает. Лейтенант не ведал, ни откуда Рико родом, ни как попал к военным, но отчего-то казалось, что жизнь его не баловала. Подрывник удивлялся простым вещам и принимал как должное вещи необыкновенные, ставя в тупик всех, кто с ним сталкивался.
Впрочем, к безумию Рико было легко привыкнуть. Он удивительным образом сочетал в себе любовь к расчлененке бензопилой и к рисованию в альбоме цветными карандашами фантастических картин, тягу к разрушению и обереганию, склонность лопать всякую малосъедобную дрянь и выдающиеся кулинарные способности. По выходным они с Прапором, бывало, изводили по целому альбому, заполняя его рисунками, пока Шкипер и Ковальски занимались какими-то – лейтенант про себя ухмыльнулся – важными, серьезными, настоящими делами.
Поладить с Рико – даже с учетом его съехавшей крыши – не было так уж запредельно сложно. По-хорошему, это удавалось даже тем, кто не прикладывал особенных усилий – например Джулиану, который огребал, только если был чересчур навязчив. Ковальски в свое время это тоже удалось без сверх-усилий – что, впрочем, не противоречило недоверию Рико к врачам. После первого нормального осмотра, занося в подобие «медицинской карточки» свои наблюдения, лейтенант только и спросил у Шкипера, как они станут спасать жизнь стоматолога, когда его услуги будут необходимы – а они будут, учитывая, что Рико тянет в пасть совершенно все.
-Это такая проблема? – удивился присутствовавший при беседе Прапор, подняв голову от штопки очередной дыры на своей одежде. – То есть, я хочу сказать, ему и вещи похуже приходилось терпеть…
Ковальски пожал плечами. Ему тоже приходилось терпеть вещи и похуже, что не отменяло стойкого опасения перед дантистами.
-Я, впрочем, даже не знаю, что ставит меня в тупик больше, - поделился наблюдениями он. – То, что Рико пугают нормальные вещи или то, что его не пугают ненормальные…
-Ты вроде говоришь понятными словами, - вздохнул Прапор, - но я все равно тебя не понимаю. Очевидно, это некое твое неотъемлемое свойство: говорить так, чтоб окружающие чувствовали себя идиотами…
-Не беспокойся, - утешил его лейтенант, - когда говорят они, я ощущаю себя этическим бревном. Что касается Рико, то лично меня смущают царапины на деснах и его полное равнодушие к катетерам.
-Ну вот, опять…
Ковальски присел рядом с Прапором на диван, так, чтобы не загораживать тому свет, и вздохнул.
-Эти два факта по отдельности ничего, быть может, и не значат, - сообщил он. – Однако может быть и так, что они связаны, и тогда мне искренне жаль Рико.
-Это означает какую-то жуткую болячку?
-Это означает, что он, вероятно, был задействован в системе снабжения какого-то закрытого места, Прапор. Знаешь, как провозят всякие запрещенные вещи туда, куда ход заказан?
Младший член команды помотал отрицательно головой. То есть, он знал, конечно, о многих фокусах, но ни один из них не включал в себя катетеры и зубы, так что он преисполнился любопытства.
-Предмет помещают в непроницаемый защитный кокон – проще всего, в презерватив, они доступны и достаточно дешевы – привязывают на нить, а другой ее конец накидывают петлей на человеческий зуб. После чего человек глотает запрещенный груз и провозит его в нужное место, так сказать, живьем.
-Матерь Божья, - передернуло Прапора, - ну и гадость!
-И хорошо, если предмет маленький, - добавил Ковальски. – Это может быть и три литра спирта.
-Так ты что же, думаешь…
-Я ничего не думаю, я просто вижу, что Рико способен заглотить, а потом вернуть, практически любой мединструмент – кроме скальпеля, который в тот момент был у меня в руках.
-Заставь его проглотить отмычку, - немедленно среагировал на новость Шкипер. – Это когда-нибудь спасет нам жизнь…
Важные и нужные дела, о да. Те как раз, от которых могла зависеть жизнь, если исходить из определения командира. Или те, которые помогали отвечать на вопросы, совершенно их жизни не касающиеся, если по версии Ковальски. Ему действительно, вероятно, стоило бы остаться в аспирантуре, и быть ученым, а не соваться в военную службу, но… Но, как ни парадоксально, это тоже часть него. В каком-нибудь НИИ он бы сетовал, что заперт в четырех стенах и ничего, кроме своих колб, не видит.