Лабораторные условия (СИ)

Ковальски, не вставая с места, снял с полки тару, подцепив тихо звякнувшие пузырьки длинными чуткими пальцами, и сосуд побольше отдал Рико. Тот сначала жадно проследил за жестом – он всегда пялился на руки лейтенанту, и тот лишь несколько месяцев назад узнал причину – а затем, получив посуду, невозмутимо ее наполнил двумя рассчитанными, уверенными движениями, после чего опустил бутыль вниз, снова под стол. Глухо стукнуло о плиты пола стеклянное донышко. Звук вышел неожиданно громким в окружавшей их тишине, и напомнил Ковальски тот, с каким прыгает по полу гильза. Лейтенант сегодня таких звуков наслушался, так наслушался: хлебай - не хочу. Он прикрыл глаза, стараясь избавиться от непрошенного воспоминания, однако перед его внутренним взором вместо этого немедленно же возникло залитое кровью лицо покойника – темные, все прибывающие струйки стекали вниз из ровной, аккуратной дыры во лбу. Он был застрелен с нескольких метров – менее десяти – потому что если бы подошел поближе, они все домой не вернулись бы. А ведь до этого рокового выстрела все шло чин по чину… Им только и нужно было, что поговорить. То есть, конечно, так поговорить, чтоб быть услышанными, это понятное дело… Удивительно, как лишь сильные мира сего любят собираться, чтобы поговорить. Смахивало на то, что им попросту нравится сам процесс. Нравилась их уверенность во всем и собственное могущество, нравилась власть, и нравился щекочущий нервы запах опасности. Шкипер, кажется, тоже прочувствовал всю красоту момента: устроился за столом переговоров с комфортом, почти развалившись, и одним только его сослуживцам было известно, чего стоит эта якобы расслабленная поза. Рико без всяких предрассудков умостил зад прямо на углу стола, держа в поле обзора обе части помещения. Ковальски хорошо был понятен его расчет - впрочем, и с его позиции видно было неплохо: он стоял позади стула командира, заложив руки за спину, и со стороны напоминал хорошо вымуштрованного офицера вермахта на планерке. И так бы оно все и шло, тихо и плавно, если бы к ним не вошел тот парень, и, так уж случилось, что Шкипер его знал. Люди по всему миру нанимают наемников, и те, которые в итоге остаются в живых, запоминаются, хотят они того или нет. Командир только двинул бровью – руки его, как того требовали условия переговоров, ладонями покоились на столешнице. Но на его жест среагировал Рико: один стремительный разворот, звук выстрела, вниз летит, оставляя за собой шлейф синего дымка, и ловя блики маслянистыми боками, гильза. Человек обрушивается, как рушатся дома, удивительно гордо и с ровной спиной. Сначала на колени, а после заваливаясь набок и ломая чужой строй. Гильза падает, наконец, на пол, издает этот характерный одинокий звук, снова подскакивает, и, пока она еще не опустилась второй раз, их стол уже перевернут и превращен в стену между ними и врагом, а во все стороны летит щепа… Голос Прапора в переговорнике, больно распирающем изнутри ухо, задыхаясь, диктует расположение путей отступления, но до них надо для начала добраться.

Хорошо, что он не здесь. Хорошо, что оставлен подальше от мясорубки. Стол не выдержал и минуты, но им хватило этой минуты.

В закрытом помещении плевое дело поймать рикошет – так что помещение волею подрывника перестало быть закрытым. А скоро и окончательно утратило гордое звание помещения, превратившись в неуютные, изгаженные чужими кишками, развалины. От последней ударной волны еще звенело в ушах, будто заложенных ватой.

Эти игры в ковбоев всегда были соревнованием на скорость и сноровку, а когда они являлись командными – еще и на умение к совместному творчеству. Это, последнее, их отряд готов был предъявить, как свой главный козырь, практически в любой момент. Он, этот козырь, сегодня был единственной причиной, почему они живые стоят над чужими останками. Потому что они, живые, готовы были к такому повороту событий, знали друг друга, знали, кто и как станет действовать, как он действует обычно и как, скорее всего поступит, случись что непредвиденное. А покойники друг о друге того же сказать не могли никак. И сам их текущий статус – как покойников – означал одновременно и то, что работа сделана грязно, и то, что каждый из них прибавил на свой счет грехов, и, каковой вывод следовал закономерно следовало из первых двух, что за все это с них спросится. Возможно, что очень скоро.

Пересчитать противников толком было сложно, однако Рико авторитетно подтвердил: здесь все. А после присел на ближайший обломок стены, и с сосредоточенным видом попытался соскрести с носка сапога приставший бурый комок того, о чем не хотелось знать подробностей.

Первый лейтенант оглядел поле их деятельности, поджал губы, однако встал на более-менее чистом пятачке и сцепил перед собой руки в замок. Пошевелил губами, будто проверяя, слушаются ли они его, и внезапно принялся монотонно декламировать себе под нос.

- Gratias tibi ago, Domine, sancte Pater, omnipotens aeteme Deus, qui me peccatorem…

-Что ты делаешь? – тут же заинтересовался командир, повернув голову на звук.