По словам французского историка Андре Сервена, изучавшего древние египетские суда и приемы корабелов той далекой эпохи, на настенных росписях гробницы в Завиет эль-Мейтин изображены рабочие с топориками, которые обтесывали, по-видимому, центральный стрингер. Сервен ошибался относительно многих деталей, но еще до находки Царской ладьи его описания внутреннего строения лодок на фресках из Завиет эль-Мейтина, а также других судов эпохи Древнего царства необычайно близки к тому, что выяснилось при реконструкции корабля Хеопса. На рисунках Сервена центральный стрингер опирается на редкие поперечины и поддерживает палубные бимсы точно так же, как на Царской ладье. На одной из стенных росписей Завиет эль-Мейтина изображены шесть корабелов, которые с помощью рычагов закручивали связку канатов, чтобы загнуть нос и корму лодки. Сервен полагал, что таким образом они стремились придать судну необходимый профиль, однако никакой корпус не выдержал бы подобного напряжения: доски его днища могли просто переломиться. Ландстрём же считает, что это было предварительной операцией по приданию формы еще не законченному корпусу и эти веревочные стяжки играли роль «целого леса подпорок и канатных креплений», описанного Гринхиллом, и удалялись после окончания постройки судна.
Мы знаем, что такие же веревочные стяжки — от носа до кормы — оставались и на построенных судах и служили для придания им прочности и устойчивости при волнении на море, особенно когда эти суда были тяжело нагруженные. Двойной канат, накинутый на нос и корму, фактически соединял их мертвой петлей. Достаточно вставить между канатами рычаг и закрутить их, чтобы, стянув нос и корму, придать тем самым судну дополнительную прочность.
Вместо верхних стяжек, а иногда в дополнение к ним применялись бортовые канатные стяжки. Они состояли из двойных канатов, охватывающих корпус судна над ватерлинией. Третий канат свивался с ними или вплетался таким образом, что, стягивая бортовую обшивку, снимал напряжение досок корпуса.
Севернее Саккара, в Абусире, в Поминальном храме фараона Сахура, одного из первых правителей V династии, имелись когда-то чудесные рельефы, на которых было изображено отплытие и возвращение торгового флота из двенадцати больших кораблей. Судя по множеству длинноволосых и бородатых азиатов на борту вернувшихся кораблей, они ходили к финикийским берегам. На всех этих судах виднелись стягивающие продольные канаты и такие же бортовые канатные обвязки; суда явно предназначались для перевозки тяжелых грузов на дальние расстояния.
Те же продольные канатные стяжки ясно различимы на раскрашенных рельефах храма царицы Хатшепсут в Дейр-эль-Бахри, где изображено победное возвращение царского флота из Пунта. На противоположной стене этого же храма изображены огромные баржи с такими же продольными канатными стяжками от носа до кормы; на этих баржах перевозили для царицы из Асуана в Фивы по два обелиска, каждый весом до 2400 тонн.
Как мы уже сказали, Царская ладья не была ни папирусным, или тростниковым, челном, ни обыкновенным деревянным судном, а представляла собой деревянный корабль, которому специально придали форму большого челна из связок стеблей папируса. Ландстрём отметил появление этих судов уже в бадарийском периоде, то есть примерно 7000 лет назад, когда. в погребениях появились глиняные модели таких лодок. Но уже тогда, если мы примем его датировку, в V тысячелетии до нашей эры, существовало по крайней мере три различных типа лодок: простые тростниковые челны, очевидно предназначенные для рыбной ловли или охоты в камышовых зарослях, но вряд ли пригодные для плавания на открытых речных просторах; деревянные лодки, более скоростные и устойчивые, чем речные челны, — они, видимо, служили для перевозки пассажиров и грузов по самой реке, а позднее, более крупные, для дальних морских путешествий; и наконец, корабли в форме челнов, построенные по той же технологии, что и речные деревянные суда, но которым по какой-то причине сознательно и явно искусственно придавали форму древних папирусных челнов.