Лагерь и литература. Свидетельства о ГУЛАГе

Из описания времени после карцера становится ясно, что условия ухудшились; она рассказывает о ситуациях, когда ей приходится помогать другим: например, лежа почти при смерти из‑за фурункулеза в «палате смертников», она прячет под одеялом приговоренную к газовой камере узницу, которая, хотя ее не обнаруживают, выскакивает сама, узнав, что в газовую камеру сейчас отправят ее мать.

После нового попадания в темный карцер она, не вполне здоровая, переживает некое «помрачение», сопровождаемое чарующими снами о далеких пленительных краях со счастливыми свободными людьми, – своего рода онейрическое помрачение, которое не покидает ее даже после выхода из карцера, где она провела в темноте несколько недель. Лишь странный вид заключенных в ярких, подчас элегантных, необычного кроя, однако снабженных метками на спине платьях вернул ее к реальности. Она узнала, что заключенным раздали одежду убитых, которая почти заменила собой робы.

Из-за ослабленности она избежала задействования на таких вселявших страх работах вне лагеря, как труд на производстве боеприпасов или строительстве аэродромов, и была отправлена на работу в лес, которая оказалась вполне сносной благодаря дружелюбным надзирательницам:

Утро выдалось туманное, и деревья, мох, бурые листья покрывала легкая изморозь. Я и забыла, как это чудесно – ступать по мягкой лесной почве, где утопает нога и хрустят сухие ветки (BN 270).

Лесное счастье оказывается недолгим; она попадает в пошивочную мастерскую, то есть на крупное производство, чьи функции, структуру и организацию описывает в своем обычном для отрывков о лагерных учреждениях стиле в главе «Умершие и выжившие». Но даже в воспоминаниях смерть Милены предстает тем моментом, когда она начала отчаиваться и терзаться вопросом: «Зачем жить дальше, если Милена должна была умереть?». От отчаяния ее спасают письма, в частности от родственника, который не только связывает ее с прежней жизнью, но и информирует, например, о секретном оружии «Фау-3» при помощи посылок с зашифрованными сообщениями, но прежде всего – художественные репродукции, которые отправителю удается спрятать в одной такой посылке: цветные репродукции «Рыбацких лодок» и «Подсолнухов» Ван Гога и «Домика на Сене» Ренуара. Невероятное зрелище, ведь она уже много лет не видела произведений искусства. Неудивительно, что эта акция спасения ей запомнилась. В другой раз она получает расписные пасхальные яйца, миниатюры на которых изображали любимых животных ее детства, а одно поразило миниатюрой «Персей и Андромеда», где Персей представал воином-драконоубийцей. Она поняла смысл: Третьему Рейху грозит смертельный удар. Тайные послания миниатюр поддерживали ее и еще нескольких посвященных.

Описания учреждений и хода работ прерываются (аналогично манере изложения в карагандинской части отчета) акцентами на таких событиях, как внезапные аресты и посадки в темный карцер, переводы в другие места, смерти, теплые или неприязненные контакты с другими заключенными, нападки лагерного персонала. Вот что, например, происходит в пошивочной мастерской на так называемом промышленном дворе:

Самым лютым зверем в пошивочной мастерской № 1 был унтершарфюрер Биндер. На охоту он обычно выходил еще до полуночи. Стрекочущий шум вдруг заглушался его скотским ревом. На мгновение машины останавливались, и женщины в ужасе поднимали глаза. Встав перед жертвой, которая работала недостаточно быстро, у которой получался кривой шов или которую он за что-нибудь невзлюбил, он орал: «Эй, эй!». Лицо его багровело, глаза лезли из орбит, и мы знали, что будет дальше. Он хватал женщину за волосы, бил ее головой о швейную машинку, снова высоко задирал и бил до тех пор, пока она не начинала корчиться на полу, заливаясь хлынувшей из носа кровью (BN 276).