Лантерн. Наследники

Она положила молоток, выдвинула из темноты замызганный табурет и уселась, исподлобья бросив на Алекса цепкий взгляд.

— Старый дурень уверял, что Наполеон Бонапарт бежал с острова Святой Елены, а вместо него там остался двойник. Не знаю, правда это или нет, но отец был уверен, что однажды встретил императора на постоялом дворе. Хотя тот должен был находиться в изгнании.

Чем дальше, тем более интригующей становилась история, которую рассказывала мадам. Алекс уже подзабыл, как неласково она его встретила.

Николашина теща, тем временем, продолжала:

— Отец говорил, что император вместе с двумя спутниками сидел в темном углу и старался спрятать лицо. В конце концов ему понадобилось выйти во двор, вот тогда отец его и приметил. Он бросился к императору, но тот приложил палец к губам. Отец поклялся, что никому ничего не расскажет, и Наполеон Бонапарт подарил ему что-то на память. Старый черт молчал долгие годы. Он впервые рассказал об этой встрече, когда останки императора перевезли с острова Святой Елены в Париж. Так вот, он утверждал, что в саркофаге в Доме Инвалидов покоится не Бонапарт, а один из его слуг, двойник, который провел в ссылке последние пять лет вместо своего господина.

Алекс не выдержал:

— И что это был за подарок, мадам Матильда?

В ответ женщина недобро сверкнула глазами.

— Если б я знала! Отец не признался, что именно дал ему император. Только повторял, что это было нечто ценное и что подарок хранится в тайнике, который он сам соорудил в нашем доме. Помню, он часто показывал нам свои корявые пальцы и приговаривал: «Эти руки помнят не только приклад карабина, они не разучились работать! Глупые гусыни никогда не доберутся до моего тайника!»

— Гусыни? — не понял Алекс.

— У отца и матушки нас было трое, три дочери. Он часто ворчал, что его на старости лет окружают одни бабы. Отец презирал матушку и всех нас и звал гусынями.

«Интересно, почему глупые гусыни, а не глупые куры или глупые утки? — мысленно усомнился Алекс. — Разве гуси глупее других птиц?»

Он уже открыл было рот, чтобы озвучить свои сомнения, но, взглянув на мадам Матильду, задал более уместный вопрос:

— Неужели отец так и не сказал вам, что в тайнике?

Мадам отрицательно мотнула головой.

— Когда я забеременела, мы надеялись, что, наконец, будет мальчик. Но опять родилась девчонка. Все были разочарованы, но отец почему-то заинтересовался внучкой. Он захотел назвать ее Жозефиной в память о своей обожаемой императрице. Я согласилась, чтобы его умаслить.

На Алекса навалилась незнакомая слабость. Дрожь в коленях заставила его сесть на землю.

— Жозефина стала его любимицей, — продолжала мадам Матильда, настороженно наблюдая за зятем. — Все время крутилась около деда, слушала военные байки, пересказывала ему деревенские сплетни. Мы ждали, что старый хрыч вот-вот оттает и раскроет тайну, но он нас провел. Думаю, отец показал тайник Жозефине и взял с нее клятву, что она никому не расскажет. Моя дочь до сих пор отпирается, но я уверена, что так все и было.

Женщина на несколько минут замолчала, шевеля губами в мысленном монологе, затем недовольно продолжила:

— Жозефина все от меня скрывает. Один раз показала кольцо, которое ты ей подарил, и спрятала. Оно дорогое?

Впервые с начала их странного разговора Николашина теща посмотрела Алексу прямо в глаза. Он поежился — на лице мадам не осталось и тени фальшивого миролюбия.

— Да, бриллиант в нем довольно крупный, — подтвердил Алекс. Николаша окончательно взял над ним верх. — Но его главная ценность не в этом…

— Моя дочь и ты, — бессердечные люди! — взорвалась далекая от высоких материй мадам. — Пока я надрываюсь в лавке, вы прохлаждаетесь и, вместо того чтобы продать кольцо и помочь матери, прячете его от меня!

— Но я, правда, не знаю, где оно! — Алексу показалось, что волна неистовой злобы физически ударила его в грудь.

Он закашлялся.

— Так я тебе и поверила, доходяга! — презрительно прошипела Николашина теща.

Вспыхнула мысль: «Это сон! Это просто сон!» На душе стало легче, но по спине пробежал озноб.

— Жозефина не хочет расставаться с кольцом, — робко произнес Алекс, следуя линии Николаши. — Говорит, что оно дважды дорого ей. Во-первых, потому, что для меня это последняя память о моей русской семье, а во-вторых, потому что я ей его подарил. Мы понимаем, как трудно вам одной управляться в лавке, поэтому помогаем, как только можем! Жозефина взяла на себя все хозяйство — готовит еду, убирает, стирает. Я нянчусь с ребенком, чтобы освободить ей время, хотя мне самому не хватает его для работы.

— Для работы?! — еще больше взвинтилась мадам. — О какой работе ты тут болтаешь?! Единственное, за что тебе платят — это вывески для лавок и постоялых дворов. И то, благодаря моим связям!

Николаша хозяйничал в голове и в теле Алекса, заглушая любые попытки протеста:

— Да, мадам, живопись продается плохо, особенно в такой глуши, но я отвезу свои работы в Тулузу.

— Ах, в глуши?! — задохнулась от гнева мадам.

Алекс понял, что они с Николашей только что сморозили глупость.

Мадам Матильда набрала в грудь побольше воздуха и завопила: