Ласковый убийца

Несмотря на то, что он старательно прикидывался спящим, Кольцов, тем не менее, не спал ни минуты. Мысли путались в его голове: правильные или неправильные, умные или глупые — не мог разобрать. Не мог даже понять, о чем эти мысли, поскольку все они были какие-то обрывочные.

И только когда самолет пошел на посадку, к нему снова вернулась способность рассуждать ясно и здраво. "Ну все, сейчас мы разобьемся!" — с уверенностью подумал Кольцов. Но они не разбились.

* * *

Помня наказ Макаева, Кольцов решил не выходить из самолета. Да он бы и сам никуда не пошел: волосатые лица боевиков, стоявших большой группой чуть в отдалении на «бетонке» аэродрома, вселяли в него ужас. Больше всего пугали именно бороды: черные, рыжие, русые… Пышные, расчесанные, кудрявые, грязные, свалявшиеся… Клинышком, окладистые, торчавшие во все стороны, как львиные гривы, напоминавшие мочалки, веники, каракуль и вытертый войлок.

Кольцов с детства боялся людей с бородами. Почему — он не мог толком объяснить; просто боялся и все.

Еще он заметил, что обычно охранники Макаева всегда были чисто выбриты, а сегодня у них красовалась на лице небольшая — не более трех дней — щетина. "Видимо, это дань традициям исторической родины", — решил Кольцов.

И только сам Макаев был, как всегда, подтянут, в накрахмаленной рубашке и отутюженном костюме. Черные, без единой проседи волосы уложены гелем, придающим "мокрый вид", а подбородок гладкий, как пятка младенца. Если, конечно, бывают младенческие пятки, отливающие синевой.

Своим внешним видом Макаев резко контрастировал с боевиками, окружившими самолет. Но несмотря на такое разительное отличие, они держались подчеркнуто вежливо и уважительно. Он все равно оставался своим — как разведчик-нелегал, вынужденный, чтобы его не разоблачили, неукоснительно соблюдать обычаи страны пребывания.

Несколько мужчин, самого грозного и представительного вида, в самых новых камуфляжных костюмах, отделились от толпы и двинулись навстречу Макаеву. Каждый из них чем-то неуловимо напоминал Фиделя Кастро.

Встретившись, они пожали друг другу руки и перецеловались: но не так забористо и разухабисто, как Брежнев с отъявленным кубинским патриотом, а сдержанно и не торопясь. Затем постояли немного на месте: Макаев что-то им говорил. После этого все развернулись и пошли к самолету.

Кольцов отодвинулся подальше от иллюминатора и вжался в кресло. Он слышал разговор пришедших, но не понимал ни слова: мужчины беседовали по-чеченски. Громко щелкали замки чемоданов. Еще он мог различать интонацию: вопросительную, повествовательную, одобрительную. Затем один из бандитов высунулся из люка и что-то громко крикнул. В тот же миг от группы боевиков отделились два человека и побежали на зов. В руках они держали пустые мешки из зеленого брезента. Потом Кольцов слышал шорох денег, пересыпаемых — не перекладываемых и даже не перекидываемых, а именно пересыпаемых — из чемоданов в мешки. Затем прямо к грузовому люку подъехала машина — серая запыленная "Нива", скрипнула открываемая задняя дверь, и сразу же повисло напряженное молчание. Через несколько секунд Макаев что-то одобрительно сказал — видимо, он пробовал наркотик на язык — и снова голоса загудели вразнобой. Опять щелкали замки, цокали подкованные сапоги по металлическому настилу грузового отсека, шуршало полотно из плотной ткани защитного цвета, которым накрывали чемоданы. Потом двое, с тяжелыми мешками на спине, побежали обратно, а за ними, не торопясь, пошли командиры.

Вот и все. Обоюдовыгодный обмен завершился. Макаев вернулся в салон, обратился к Кольцову.

— Сейчас привезут Зиновьева. Эти бойцы уедут, — он махнул рукой в направлении иллюминатора, — и приедут другие.

— Кто? Какие другие? — испугался Кольцов.

— Официальные власти. Что-то вроде милиции. Ты же не можешь иметь дело напрямую с бандитами. Это удар по авторитету. Ты работаешь в тесном контакте с органами внутренних дел республики. От этого всем польза — и тебе, и им тоже. Ты показываешь пример конструктивного сотрудничества с чеченскими государственными структурами, а они — то, что действуют исключительно в рамках закона.

— Понятно, — Кольцов затравленно кивнул.

— Да ты не бойся, — Макаев покровительственно похлопал его по плечу. — Я пошутил. Никто тебя не тронет. Весь аэродром оцеплен тройным кольцом — такие деньги здесь крутятся! Мышь не проскочит! С твоей головы ни один волос не упадет, — и, видя, что на Кольцова его слова подействовали успокаивающе, добавил, — разве только вместе с самой головой, — и он громко засмеялся.

Кольцов считал минуты до отлета, он молил Бога, чтобы этого Зиновьева привезли как можно быстрее.

Наконец его привезли, Макаев сходил к пилотам, и двигатели заработали. Теперь Кольцов не боялся лететь: его страх перед полетом прошел, уступив место ужасу от того, что он увидел и услышал.

* * *