В 1924 г. Нью-Йорк был необыкновенным местом. В пяти районах самого большого города США проживало (по данным на 1926 г.) 5 924 138 человек, из которых 1 752 018 при– ходилось на Манхэттен и 2 308 631 на Бруклин (по-прежнему самый крупный район как по площади, так и по населению). Число евреев достигало невероятной отметки в 1 700 000 человек, а почти 250 000 афроамериканцев поселились в Гарлеме (этот район протянулся с 125-й по 151-ю улицы к западу и от 96-й улицы на север к востоку от Манхэттена) из-за серьезных предрассудков, которые помешали им обосноваться в других частях города. На метро, открывшемся в 1904 г., можно было легко добраться в любую часть Нью-Йорка, также функционировали надземные линии, которых сейчас уже почти не осталось. Впрочем, Лавкрафт во время своих дальних вылазок в поисках старинных мест все же предпочитал более дорогостоящий трамвай, чем метро, где проезд стоил 5 центов. Гудзонские туннели (теперь это
Конечно, одними фактами и цифрами все не передашь. Хотя Эмпайр-стейт-билдинг и Крайслер-билдинг пока не появились, Нью-Йорк все равно уже был городом небоскребов, сосредоточенных на тот момент на самой южной оконечности Манхэттена, близ Бэттери-парка. (Из-за неравномерного расположения сланцевых пород не везде в Манхэттене можно строить небоскребы, поэтому существуют строгие правила, ограничивающие высоту и размер зданий в каждой части острова.) Первое, слегка поэтизированное впечатление Лавкрафта от города, куда он попал в апреле 1922 г., пожалуй, было примерно таким же, как и у других приезжих, столкнувшихся с этим неземным зрелищем:
«В сумерках он показался среди вод, холодный, гордый и красивый – восточный город чудес, стоящий наравне с горами. Он не был похож ни на один земной город, потому что над пурпурными туманами возвышались башни, шпили и пирамиды, о которых можно только мечтать в дурманных землях за рекой Оксус, невообразимые башни, шпили и пирамиды, распустившиеся подобно нежным цветкам, своего рода мосты, по которым феи попадают на небо, гиганты, играющие с облаками. Только Дансени мог бы увидеть нечто подобное, да и то во сне»[1089]
.Упоминание Дансени здесь особенно примечательно, ведь в этом отрывке явно видны отголоски его «Города чудес» (из «Сказаний о трех полушариях», 1919), короткого стихотворения в прозе, где он тоже рассказывает о своем первом впечатлении от Нью-Йорка («Окна сияют над пропастью, за некоторыми горит свет, за другими – темнота; здесь не осталось никакого установленного порядка, и мы находимся среди неимоверных высот, освещенных загадочными маяками»[1090]
).Разве удивительно, что любителю старины Лавкрафту пришлась по вкусу линия горизонта Нью-Йорка, распаляющая его воображение? Ничуть. Небоскреб, как он позже утверждал, вовсе не принципиально новая форма: «высокие здания часто встречались в средневековой Италии, да и готические башни навевали ту же атмосферу… Небоскреб (построенный в готическом или классическом стиле) может выглядеть традиционно, так же как и одноэтажное здание (в отсутствие традиционных линий и пропорций) может оказаться модернистским»[1091]
. Лавкрафт прекрасно понимал, что именно историзм в архитектуре, зародившейся в конце девятнадцатого века в Нью-Йорке благодаря архитекторам Чарльзу Ф. Маккиму, Уильяму Резерфорду Миду и Стэнфорду Уайту, породил такие достопримечательности, как Пенсильванский вокзал (1903–1910), построенный по образцу Терм Каракаллы в Риме, и другие постройки, на которые приятно смотреть любителю классицизма.