Лавра

Отсюда, из этого чудного - околомонастырского - пространства, они казались не то чтобы простительнее - поправимее. Волнуясь, как перед экзаменом, я представляла себе истовое лицо экзаменатора, которому мне предстояло отвечать. Воспоминания об экзаменах навели меня на мысль: чем дальше, тем больше, она казалась мне важной. Точнее, ей предшествовал один разговор. Однажды вечером, прогуливаясь по обыкновению, мы заговорили о прошлом Почаевской лавры, и муж сказал, что до войны она была униатской. О вражде православных с униатами я слышала и раньше. Из-за них Православная церковь враждовала с католиками, а сами они издавна держали оборону с трех сторон, терпя то от немцев, то от Православной церкви, то от советской власти. В последние десятилетия лавра считалась православной, но что-то едва заметное - не видное простому глазу выдавало униатские соблазны ее насельников. Одним глазом здешнее монашество заглядывалось на Польшу: вводило католические элементы в православный обряд. Выслушав, я заметила, что Польша - предлог, по сути дела униатство заглядывается на Запад. Этого вывода муж не поддержал, но на следующий день, соединив западничество с предстоящим экзаменом, я вдруг представила лавру университетом, расположенным вблизи границы с Европой. Сравнение показалось неожиданным: растянувшись на травке, я вертела и так, и этак. Тут, к моему удивлению, и обнаружилось: раньше я представляла европейские университеты чем-то вроде монастырей, в которых рождаются мои любимые бахромчатые книги, теперь, по эту сторону границы, все выглядело как в зеркале - наоборот.

Все решилось неожиданно. Дня за три до Успения я пришла в собор пораньше, примерно за полчаса до вечерней службы. Сквозь высокие стрельчатые окна, глядящие в монастырский двор, лился солнечный свет. Длинный луч, похожий на соломинку, выбившуюся из связки, достиг солеи и уткнулся в каменную ступень. В глубине, едва не касаясь колонны согбенной спиной, сидел на низком стуле дряхлый монах. Обеими руками он упирался в простую сучковатую палку, похожую на лесной посох. Кажется, он был глуховат, а может быть, прихожане, подходящие к нему один за одним, говорили слишком тихо - кто же станет кричать про свои грехи, - и старик, внимательно прислушиваясь, переспрашивал высоким и свежим голосом: "Что говоришь? Что?" Тембр голоса не вязался с дряхлостью. Исповедник повторял, и, покивав, старец отпускал с миром. Тихо кланяясь, отпущенные отходили, пятясь, не решаясь повернуться к старцу спиной. Череда двигалась быстро, и, поглядывая на луч, уползающий с солеи, я вдруг решилась и подошла последней. Подняв на меня детские голубые глаза, старец пожевал губами и, не дождавшись моих слов, обратился сам: "Баба или девка?" - он спросил строго и громко. Я молчала, пораженная. "Замужем?" - приложив ладонь к уху, он ждал ответа. На этот раз я кивнула. "Венчанная?" - он спрашивал, опираясь на посох. "Нет, мы еще, дело в том..." - я забормотала, пытаясь объяснить то, чему и сама не находила объяснения. Под жалкий лепет он подымался с низкого стула. Сутулая спина не давала распрямиться, но рука, оторвавшаяся от посоха, вознеслась и простерлась: "Прелюбодейка! Прелюбодейка! Ведьма! Вон!" - он бил посохом в каменный пол. Под моими ногами, отступающими шаг за шагом, пол качался - ходил ходуном. Голос, поднимавшийся к небу, отдавался в купольном барабане, и тусклый барабанный бой стучал в висках, налившихся кровью. Цепляясь за стену, я добралась до дверей и медленно опустилась на ступени паперти. Черный воздух, словно уже наступила ночь, дрожал перед моими глазами. Чернота заливала двор, деревья и толпу прихожан, ожидавших в отдалении. Привыкнув к тьме, я смотрела, как из дальнего угла - со стороны монастырской трапезной, выходят черные пары и идут в мою сторону - к храмовым дверям. Их выход был безмолвным и торжественным. Впереди ступал владыка Иаков, не имеющий пары, а за ним, приотстав на полшага, двигалась братия. Ветер раздувал их облачения парусами, и на мгновение мне показалось, что вся процессия дрожит над землей, силясь взлететь. Оттолкнув ладонями ступени, я поднялась с трудом и пошла по пустой пыльной площади - наперерез. Ропот, похожий на порыв ветра, поднялся в толпе и опал сам собою, когда, замерев посередине, я преградила ему дорогу - лицом к лицу. Случись теперь, когда иерархи ходят с охраной, охрана пристрелила бы меня.