Лавра

На слабых ногах я обошла монастырский храм, удивляясь малолюдству. Праздник подошел к концу. Молодые монахи ходили по территории, собирая людской оставленный мусор. Уборка почти закончилась. Судя по всему, они работали с раннего утра: в дальнем углу у стены стояли полные баки. Я прошла мимо, направляясь к туалету, устроенному здесь же, на территории. Я уже подходила к самой двери, когда молодой монах, тащивший объемистый мешок, полный мусора, обернулся и, стеснительно потупив глаза, остановил меня: "Туда не надо, не ходи". Удивившись, я огляделась, но, не найдя другого выхода, все-таки распахнула дверь. Тяжелый аммиачный запах ударил в ноздри, когда, нерешительно стоя в дверях, я давала привыкнуть глазам. Вниз вели ступени, и, разглядев длинные ряды кабинок, я сделала первый шаг. Что-то остановило меня, когда, зажимая пальцами ноздри, я встала на последней ступени. Темная жидкость стояла у моих ног. На полную высоту нижней ступени она покрывала пол, обложенный плиткой. "Боженьки-и-и, сколько же их...тут!" - веселый голос воскликнул за спиной, и, оглянувшись, я увидела: молодая женщина, подняв юбки, присела на верхней ступени. "Народу-то! Тыщи! - сидя на корточках, она обращалась ко мне. - Во, напрудили, земля не вбирает! - Справив нужду, она внимательно расправляла складки. - Который год уж к Матушке прихожу, такое - впервой. А ты-то чего? Садись", - женщина удивлялась весело. "Не могу", - я поворотила вон, не ответив.

На следующее утро я решилась сходить в скит. Хозяйка пожала плечами, но объяснила подробно: километра три по дороге, начинавшейся за нашей улицей. Провозившись дольше обычного, я вышла поздно, около одиннадцати. Утро выдалось сухим и жарким. Небо, в здешних местах обыкновенно плачущее на Успение, теперь совершенно прояснилось. Хваткое солнце мгновенно обожгло следы, утопшие в дорожной глине. Перебираясь с кочки на кочку, я шла осторожно: боялась подвернуть ногу. За городом дорога выровнялась. Две шинные колеи, отпечатанные ясно, примяли ямки коровьих копыт. Разрозненные оттиски больших резиновых сапог встречались время от времени, словно кто-то, месивший дорожную грязь, то шел по-человечески, то делал прыжок, не касаясь земли. Я шла и шла, обдумывая события последнего времени, и все случившееся - от куполов до мучительного причастия - складывалось в широкую, но несвязную картину. То есть изнутри она казалась довольно связной, но стоило заглянуть снаружи, в ней, словно картина и вправду была живописной, становилась заметной какая-то несообразность, как будто реалист, начавший в прямой перспективе, на ходу перенимал умение иконописца, работающего в обратной. Я видела далекое солнце, последние дни ходившее за облаками: освобожденное, оно казалось большим и жгучим, куда как больше приземистого здания, тщательно огороженного решеткой, к которому я мало-помалу приближалась. Пройдя километры, отделявшие монастырь от скита, я, наконец, добралась. Только здесь, оказавшись у самых ворот, за которые беспрепятственно въехали ясные шинные следы, я пожалела, что не взяла с собой попить. Присев на камень, лежавший у дороги, я глотала сухую слюну и дивилась своей непредусмотрительности: собираясь, я представляла тенистое, уединенное место, похожее на маленькую рощу, в которой, конечно же, не могло не быть колодца или родника. На самом деле место оказалось степным. Далекий зеленый островок, больше похожий на искусственную лесополосу, лежал километрах в полутора. К нему вела тропинка, выбившаяся из главной дороги, которая кончилась у ворот. Внутри, на самой территории, стояли чахлые, будто недавно посаженные деревца. Они отбрасывали рваные тени, но между мною и затененными клочками земли высилась крашеная ограда. Створки ворот сводил тупой амбарный замок.