Лавсаик Святой Горы

Тогдашние обители были богаты, что называется, «живой силой» и сполна обеспечены всем необходимым из своих метохов. При таком положении дел братья, ищущие подлинно высокой жизни, имели возможность избегать суеты и все внимание отдавать внутреннему деланию. Прочие же, гости[174], внося известную сумму, могли селиться за монастырскими стенами в кафизмах, упражняясь в безмолвии и получая от обители пропитание в натуральной форме. К нашему времени те и другие покинули монастыри, где от насельников требуется во всем разделять жизнь братства (ибо все числящиеся за ним должны быть всегда налицо) и где не выделяют теперь пропитания для живущих за их пределами (ибо съестные припасы для братии покупаются большей частью за наличные деньги на рынках).

В экономическом плане нынешний Эсфигмен вполне сводит концы с концами благодаря трудолюбию насельников, подвизающихся на сельскохозяйственных работах и рыбной ловле, ибо почва в этих местах благоприятна для земледелия, а море богато рыбой[175].

Свято-Пантелеимонов (Русик)

Предпоследний в святогорской иерархии обителей, он превосходит, однако, любую из них грандиозностью своих построек. Здесь можно свободно разместить тысячу монахов, а в громадном корпусе, что у самого моря снаружи, — не менее полутора тысяч гостей.

Духовную атмосферу этого многонаселенного монастыря в наши дни следует признать во многом благоприятной и несравненно лучшей, чем во времена материального изобилия и богатства. Начальствующие заботятся о том, как свести концы с концами при громадных расходах, прочие же отцы, в большинстве своем старцы или пожилые, помышляют об исходе из суетного мира, где вечер водворится плачь, и заутра радость (Пс. 29, 6), где богатии обнищаша и взалкаша и только взыскающии Господа не лишатся всякаго блага (ср.: Пс. 33, 11).

Здешние братия недоедают и часто хворают: сказывается и старость, которая, по пословице, «не приходит одна», но с обычными во влажном климате Афона сердечно-сосудистыми и суставными болезнями. Однако никто из пантелеимонитов не оставляет ни общей трапезы, ни тем более церковного собрания. Преутружденные годами насельники из последних сил приходят в храм, где выстаивают все положенные службы, а потом

Божественную литургию, совершая это в полном молчании и великой сосредоточенности. Они держатся с достоинством, не забывая, что принадлежат к великому народу, но таят в себе глубокую сердечную боль и лишь при случае доверительно вопрошают сведущих людей о происходящем в России. Печальное зрелище являют собой эти живые руины, лишенные самого необходимого утешения старости в виде сносной пищи и тепла. Грустно видеть, как пышное богослужение с золотыми ризами, драгоценными сосудами и мощным перезвоном пятидесяти колоколов сменяется скудной трапезой — рыбным или овощным супом (который называют здесь «борщ») с капелькой масла (притом худшего качества) и редким продолжением — вторым блюдом или стаканом вина. Но и этой трапезой любовно делятся они с гостями и нищими. И почтенные гости, которым подают по русскому обычаю чай с печеньем, не устают изумляться старинным чашкам из тонкого позолоченного фарфора на золотых и серебряных подносах, оставшихся от былого великолепия.

Монастырь святого Пантелеимона, 1954 г.

Что же до дисциплины, называемой у монашествующих послушанием, то пантелеимониты могут служить ее образцом для агиоритов всех племен. Здесь каждый пребывает и трудится «в немже учинен», то есть в деле, на какое поставлен. Ни малейшего прекословия распоряжениям начальствующих, ни тени любопытства о том, чем заняты другие, — все принимается как от Самого Бога, и каждый считает всех остальных лучшими себя. Равно непревзойденным остается и церковное благочиние русских.

От Свято-Пантелеимоновой обители зависит скит Богородицы[176] с четырьмя монахами-болгарами, находящийся в отдаленном месте между Ватопедом и Пантократором.

Другим зависимым от нее поселением является Новая Фиваида[177], ныне не признаваемая скитом, хотя и имеющая более сотни калив. До 1913 года здесь подвизалось не менее трехсот пятидесяти монахов русского происхождения, выстроивших себе жилища на собственные средства. Кроме них, в центре этого селения подвижников проживало пятьдесят киновитов, единовременно внесших в кириархальную обитель некую сумму и имевших от нее основное пропитание. Выходцы из состоятельных семей, они регулярно получали вдобавок помощь деньгами и продовольствием из дома. Помню, как исправно наблюдали здешние отцы за тем, чтобы послушник и новоначальный монах, проживавшие в 1910–1911 годах в Моноксилите — близлежащем метохе нашего монастыря, вовремя разгружали парусники с соленой рыбой, пшеницей и картофелем, приходившие из Черного моря. Грузы эти были дарами богатых российских землевладельцев и присылались «на молитвенную память», равно как и для поддержания родных и близких.