Лебединая песня: Несобранное и неизданное

Благоуветливость монашеской светлицы;
Сквозь пеструю слюду играет луч цветной,
Чуть пахнет ладаном… А в сердце гнев хмельной
Горит под смирною одеждою черницы.

Несносен Софье плен. Для этой ли темницы

Разрушила она, смеясь над стариной,
Неволю теремов – вступила в мир иной,
Познала жизнь, любовь, борьбу и власть царицы.

О, только б краткий срок! Вновь кликнуть удальцов…

Как соколы, слетят бойцы со всех концов,
За раскрасавицу Царь-Девку стать горою…

Эх, полно! Что зовешь, царевна, мертвецов!

Не за окном ли там, в глумленьи над сестрою,
Повесил страшный Петр ей преданных стрельцов.

XLI.

ВНЕ КОЛЕИ

Я гул душевных гроз знавал, – я был моложе!
И в сердце солнце знал счастливых ранних дней!
Но песнь вне родины – растенье без корней…
Душа озноблена. И мысль и чувство строже.

Так настоящее с моим былым не схоже;

Беда со мной везде, и что ни год — черней.
Горька утрата грез. И даже сны бедней
Ночами долгими на странническом ложе.

И всё же ритм стиха, как звон речной струи,

Нет-нет, а расцветит раздумия мои
Под вечер в час зари иль в бодрый день погожий.

Так в бархатной пыли дорожной колеи,

И бессознательно, цветным узором кожи
Еще горит извив раздавленной змеи.

XLII.

В ЗЕЛЕНОЙ ЗАВОДИ

Куда ни глянешь, лес. В его радушной чаще
И кущей теневых сырая полутьма,
И солнечных полян ленивая дрема,
И сочные цветы у речки, чуть журчащей.

В кудрявой зелени, как в заводи молчащей,

Все убаюкано – и церковь, и дома;
Смелей затрепетать страшится жизнь сама,
Чтоб сердце чье-нибудь вдруг не забилось чаще.

В прохладных комнатах затишье и уют;

До мировой вражды, кровавых войн и смут
Нет дела крепкому от века захолустью.

Здесь на душе легко. И чище мысли тут.

Вечерние лучи ласкают сладкой грустью,
И старые часы покоя бархат ткут.

XLIII.

СОЗЕРЦАНЬЕ

Чуть теплится зарей задумчивая даль;
Опалы облаков дрожат на небосклоне,
И море мирное в своем прозрачном лоне,
Как мать, баюкает вечернюю печаль.

А тут же жизнь грустит. Томясь, поет рояль,

И ропщет чья-то страсть в его призывном стоне…
Но тишь в душе моей, как гладь воды в затоне, –
Не надо ей любви, ей плачущих не жаль.

Забыт юдольный мир, разладом омраченный,

Она встречает Свет, от Света излученный,
Там… там… у крайнего земного рубежа.

Так, созерцанием от яви отлученный,

В самозабвении блаженствует раджа,
Нирваны чаемой искатель утонченный.

XLIV.

КОРОЛЬ И ЦАРЬ