Лебединая песня: Несобранное и неизданное

Камзолы, кружева, и ленты, и алмазы.
Прием торжественный готовит цвет двора
Царю Московскому. На всех устах с утра
О госте северном чудесные рассказы.

А там, у лестницы, где мраморные вазы

Белеют с двух сторон багряного ковра,
В кругу советников, Людовик ждет Петра,
В огромном парике ребенок большеглазый.

Но дрогнул сонм вельмож… Рванулся… Клик гремит.

Где чопорность маркиз? Их пудреных ланит
Огонь взволнованный пылает беззаконно.

По залам, впереди обеих чванных свит,

Смеющийся, несет до самой сени тронной
Малютку Короля могучий Московит.

XLV.

ФЕНИКС

В рожденьях Феникса из пламени я чту
Прообраз-самоцвет. Живучий смысл преданья
Для человечества, в тревоге ожиданья,
Хранит бессмертия великую мечту.

Возможно ль, чтобы мы, постигнув красоту

И мудрый замысел в укладе мирозданья,
Познав все радости, изведав все страданья,
Бесследно канули, как искры, в темноту.

Другие есть миры. Иные откровенья…

И жизни новые – преемственные звенья
В цепи, смыкающей единство бытия.

Чрез смерть, как сквозь огонь, пути возникновенья.

Умру… Сгорю дотла… И где-то вспыхну я
С зарею лучшею любви и вдохновенья.

XLVI.

ПОЭЗИЯ

Весь мир поэтам дан, как праздник звуковой.
Здесь сказки Красоты, пророчества скрижалей,
Счастливый бред любви, и зовы вечных далей,
И сны, созвучные всей жизни мировой.

Но выпал в злые дни нам жребий роковой:

В плену своих потерь, у радости в опале,
Поем, не ведая ни пламенных печалей,
Ни жгучей жалости, ни страсти огневой.

К призванью своему, певцы, вернемся ль снова?

Пойдем ли с неводом чудесного улова,
Вселенской жизнью вновь для песен завладев?

Когда душа светла и всё любить готова,

Тогда певуча мысль, и радостен напев
В свободном трепете окованного слова.

XLVII.

НА ЛЕСТНИЦЕ

Блестящий временщик счастливых лет Фелицы,
От Государыни Потемкин уходил,
Раздумчиво держась за поручни перил:
Всё больше холода в речах Императрицы.

И вдруг зажегся взор. Не обе ли столицы

Жужжат о Зубове, о смене двух светил?..
По лестнице взбегал, румян, как мальчик мил,
Новейший фаворит стареющей Царицы.

Кивнув с небрежностью, он кинул, подойдя:

«Что новенького, князь?..» Как жгучая струя,
Развязность брызнула в сановную суровость.

В усмешку искривив надменных губ края,

Светлейший выронил: «Сейчас одна лишь новость,
Что вверх идете вы, а вниз спускаюсь я».

XLVIII.

ЖЕНЩИНА