Лечебное дело zyablikova

Такое утверждение противоречило руководствам, в которых утверждалось, что стабильность позвонков при ляминэктомии нарушиться никак не может (напомню, речь идёт о 1997 годе, когда транспедикулярная фиксация ещё не получила такого широкого распространения, как сейчас). Опорной функции «задний комплекс позвоночника», как было не раз доказано, не нёс. «Поэтому одну дужку-то точно можно было скусить совершенно безбоязненно, обеспечив себе широкий обзор»,– решил тогда zyablikov.

Но спорить, сами понимаете, было чревато. Умников и выскочек у нас не любят нигде, и меньше всего – в научно-исследовательских институтах нейрохирургии.

Другие корифеи оперировали при помощи операционного микроскопа, величиной с саму операционную. Методика была та же самая, интерляминэктомия, которая проводилась уже не общенейрохирургическими, а специальными микроинструментами и называлась теперь «микроляминэктомия». На критический взгляд zyablikova, ничего особо «микро» тут не было, разве, что разрез получался на сантиметр меньше, а само окошко в дужках на миллиметр меньше в диаметре. Зато при такой методике часто возникало интраоперационное кровотечение из эпидуральных вен, которые легко травмировались при манипуляциях в таком ограниченном доступе. Вдобавок, пациента нужно было сперва заинтубировать, потом перевернуть на живот и проводить полноценный эндотрахеальный наркоз с миорелаксантами в таком положении, тогда как рабоче-крестьянская методика интерляминэктомии на боку предуматривала лишь введение анестетика внутривенно.

Третьей методикой была вапоризация диска, или «выпаризация», на мове. Это делалось без разреза, лазером, под контролем МРТ. Чудо, тайна и авторитет! Очередь на «выпаризацию» была на годы вперёд, врачей-курсантов в операционную не пускали. Как правило, это вмешательство не бывало однократным, ибо после первого сеанса все жалобы сохранялись, сохранялись они после второго и третьего, и в результате пациент после выпаризации попадал на традиционную рабоче-крестьянскую интерляминэктомию, где при ревизии корешка обычно обнаруживалось либо его прямое повреждение выпаризационной иглой, либо множественные спайки вокруг него в эпидуральном пространстве, свидетельствующие о методичном и халтурном выпаривании всего живого.

Но, как быть то ни было, во всех оперуемых случаях в КНИИНХ искали и находили грыжу, именно грыжу дегенеративно изменённого межпозвонкового диска, которую удаляли (правильнее – фрагмент, участок, секвестр диска). Часто выпавший участок диска извлекался легко, вываливался, как бы «рождался», сам, но нередко никакой грыжи не находили, хотя на МРТ она была, и размер её достигал декретированных 0.8 см. Ставить под сомнение результат МРТ мог только ЦРБшный бастард, глубинный еретик вроде zyablikova. Поэтому предпринимались весьма настойчивые попытки грыжу обнаружить, в смысле – отодвинуть корешок, рассечь заднюю продольную связку и подвергнуть здоровый с виду диск довольно зверскому расковыриванию, иногда травмируя при этом сам корешок.

Кажется, именно поэтому zyablikov ни разу не видел, чтобы корешок сдавливался дупликатурой гипертрофированной жёлтой связки, хотя, конечно, читал об этом в руководствах. А ведь вполне возможно, что именно жёлтая связка сдавливала корешок, а МРТ «тупо» показывала грыжу, за которой долго и малоуспешно гонялись тогда, когда операцию давно можно было завершить…

Именно этим обстоятельством можно было объяснить, что на интерляминэктомиях в КНИИНХ гипертрофия жёлтой связки не обнаруживалась, да никому и в голову не приходило её искать.

МРТ опорно-двигательного аппарата вообще много чего показывала, чего у больного не было, и ещё больше не показывала не показывала того, что было. В чём-в чём, а в этом zyablikov имел возможность многократно убедиться…

Во-вторых, никто из самых корифеистых корифеев не шёл на операцию без предварительного «клинразбора», который был лишь анализом всяких КТ и МРТ, кому там надо эти выпадения рефлексов и нарушения чувствительности, это удел невропатологов всяких, к которым нейрохирурги относились с нескрываемым презрением. Результатом операции считалась удалённая грыжа. Клинически результат тоже никогда не оценивался и никого не интересовал, меньше всего – оперировашего хирурга. Какая-то статистика исходов проводилась при поликлиническом отделении института, но кем? ординаторами второго года, ибо корифеи были плотно заняты в операционных, «делая» по 5-6 «грыж» ежедневно. Раз наработанный отцами-основателями, академизм столичных коллективов разных медНИИ не менялся с годами, постепенно теряя связь с реальностью. Поэтому как в целом такая система отражалась на здоровье популяции, никто не знал, да и не хотел знать. Но никто из корифеев, выпестованный и вышколенный при кафедре, никогда не посмел бы решиться на операцию единолично, тем более, только на основании клиники.