Лечебное дело zyablikova

Но тут, в тропиках, у zyablikova не было невропатолога не то, что под рукой, а и вообще, во всём Индокитае. Ибо структура медицины в котором очень сильно отличалась от евроатлантической, к которой zyablikov тогда причислял и медицину Российскую.

Как говорил в таких случаях Жан, «кроме нас с тобой, тут других евреев нет», поэтому надеяться zyablikovy можно было только на себя, ибо Жан был ЛОРиком и «грузить» его «мотонейронами» было бы недеонтологично, а, главное, бесполезно. «По пьяни», что называется, когда они раз в месяц распивали литровку виски «Джим Бим» на вилле душной тропической ночью, Жан охотно слушал и даже вникал; ведь речь шла, в сущности, не о специфических каких-то вещах, а о знаниях в объёме стандартного институтского курса. Но zyablikov, прошедший специализацию по нейрохирургии, имел перед Жаном бесспорное преимущество в актуальности своих знаний, поэтому разговор двух выпивших хирургов плавно перетекал «на баб».

Чеа Юсреа, всегда присутствовашая на амбулаторных консультациях zyablikova, особенно, если надо было переводить с кхмерского, лишь сочувственно поглядывала на него, покачивая носочком своей стопы, стопы храмовой танцовщицы Апсары. Интеллигентная девушка, получившая хорошее образование в колледже Монивонга, она осознавала затруднения доктора, но всё, что могла, это лишь позволить ему себя коснуться, через одежду.

В конце концов, у него был бессрочный сертификат нейрохирурга, а нейрохирург – это тот же невропатолог, только вооружённый скальпелем!

Как говорил Фридрих Ницше, «странное никогда не остаётся необъяснимым».

Как не потерять лицо (продолжение карьеры)

Например, если вы столкнулись с чем-то непривычным, не нужно в тот же час говорить, что у вас в стране так не принято. Так вы покажете пренебрежение к собеседнику из Китая, а он из-за вас может остаться без лица.

Даже если вам кажется, что вы шутите по-доброму, китаец может почувствовать неуважение в свой адрес. И потерять лицо.

(Блог «Шэнсяо»)

– Сначала моя поясница болела только после игры в гольф. Потом она стала болеть каждый вечер. Потом стала болеть весь день. А теперь она просто убивает меня. Я не могу встать и ходить. Я не могу сидеть. Я не могу даже повернуться на бок…

Это говорил zyablikovy очередной пациент – белый 60-летний мужчина, с роскошной шевелюрой «львиная грива», распростёрый перед ним на каталке. Десять минут назад межгоспитальный эмбьюлэнс доставил его в госпиталь Ах Дуонг, перевёз из «Йерсина» – как обычно, перевёз без не то, что согласования, но и предупреждения.

Как говорится, «внезапный больной хуже татарина». В изголовье каталки стояла красивая, «в теле», кхмерка лет 30 и смотрела на врача с огромной надеждой в бездонных чёрных глазах. К ней жался мальчишечка-метис 5 или 6 лет и умоляюще глядел на zyablikova с выражением «доктор, сделайте так, чтобы мой папа снова ходил!!!»

Драматизм сцены подчёркивало немое присутствие медсестры Чеа Юсреа. Девушка, деловито переступая с ногу на ногу, протирала и раскладывала для сушки инструменты из перевязочной, как обычно, стоя к zyablikovy спиной.

Нет ничего притягательней и волнительней, чем красивая девушка в хирбелье, полностью поглощённая своей работой…

Выгорание или нет, но на 30-м году работы zyablikov начал замечать, что в мире есть много вещей, которые ему гораздо интереснее, чем его профессия.

– …когда эта боль стала постоянной, независимо от времени суток, я понял, что мои дела плохи. Тогда я обратился в госпиталь Йерсин,– тусклым голосом повествовал больной. – Тем самым, я совершил очень большую ошибку, за которую невероятно себя ругаю теперь. 10 дней… Это продолжалось 10 дней. В течение целых 10 дней они давали мне таблетки, кололи уколы и ставили капельницы. Они уверяли меня, что мне уже лучше. Но мне становилось всё хуже и хуже день ото дня…

Чеа разложила все инструменты и теперь деловито доливала в ёмкость для замачивания моющий раствор из пятилитровой бутылки, удерживая её обеими руками, для равновесия изогнув стан. Естественность и непринуждённость её движений были убийственны для наблюдательного немолодого человека. Модель, настоящая модель! В такие минуты zyablikovy ничего так не хотелось, как научиться рисовать, ловя на остриё карандаша самые мимолётные движения и позы…

В нём погибал великий жанровый живописец, но кому какое дело – каждый день человечество переживает миллионы подобных погибелей!

Впрочем, ортопедист и нейрохирург в zyablikove были живее всех живых, и именно к ним а, не к живописцу, адресовались слова больного: