Лед

Само собой, бураны и свирепый мороз были в порядке вещей, и что касается буранов арктических районов Северной Гренландии и канадского Грант-Ленда, я могу описать их только одним словом: ужасные, во всех отношениях. Такие бураны – с ветром и снегом или дождем – вызывают полнейший физический ужас от осознания своей абсолютной беспомощности. Я видел, как буран подхватывал булыжники весом в сто и сто пятьдесят фунтов[41]и швырял их на расстояния в девяносто или сто футов[42]к краю пропасти, откуда они скатывались по инерции, кувыркаясь и разбиваясь вдребезги на дне ущелья. Я был там и видел своими глазами, как одного из моих спутников-эскимосов сразил обломок скалы весом восемьдесят четыре фунта, который ударил его прямо между лопаток, буквально выбив из него дух. Я был там и, уж поверьте, мне было страшно.

Негритянский исследователь на Северном полюсе: автобиография Мэтью Хенсона (1912 г.).

Мэтью Хенсон

21

Даже после того несчастного случая Шон нормально чувствовал себя в лондонской подземке, но как-то несколько месяцев назад он попал в одно происшествие на станции «Кингсбридж», а точнее, в туннеле перед станцией. Спускаясь теперь к гробнице, он вспомнил об этом, но отогнал страх. Если у него разовьется фобия к подземельям, ему придется отказаться от посещения очень многих мест.

Поезд на линии «Пиккадилли» встал на несколько минут в туннеле, ничего необычного. Но был утренний час пик, и Шон стоял в переполненном вагоне, глядя во тьму за окном, когда вдруг шум мотора смолк, а свет погас. В молчаливой толчее он ощущал присутствие других людей, улавливал их движения и слышал дыхание. И всем им казалось, что они попали в подземную ловушку внутри металлического туннеля.

Шон напряженно крутил головой, словно в приступе удушья, и чувствовал капли пота на лице. Он протиснулся через раздвижные двери в соседний вагон и попытался открыть неподатливую створку окна, чтобы впустить больше воздуха. Вокруг светились сотни продолговатых экранов телефонов, жутковато подсвечивая лица людей.

В следующем вагоне было так же. Шон вслушивался в тишину, вдыхая чужеродный технический запах туннеля и испытывая какое-то первобытное чувство. У него возникла мысль, что все они умерли в результате какой-то катастрофы, но его сознание продолжало цепляться за жизнь в уносящей страдания агонии. Но вот-вот ощутит боль от взрыва или еще какого-либо кошмарного бедствия, настигшего поезд. Возможно, его тело уже неотделимо от общего кровавого месива – атомов углерода, превратившихся в звездную пыль, – в туннеле, заваленном на несколько месяцев…

…он снова был подо льдом, ослепленный ужасом, он должен был вертеться, дергаться и пихаться…

Другие люди стали сердито возмущаться его действиями, а высокий человек в проходе между вагонами заорал как сумасшедший, распихивая всех вокруг и дико вращая глазами, но внезапно свет зажегся, поезд продолжил движение. Искаженный динамиками голос машиниста – извинения за задержку. Шон в оцепенении смотрел в лица людей, уставившихся на него. Он был в поезде.

Когда двери вагона раскрылись на станции «Кингсбридж», он выскочил и побежал по платформе и дальше по переходам, вверх по металлическим челюстям эскалатора, затем прорвался через турникет и, только выбравшись на шумную улицу, пришел в себя.

Впрочем, гробница выглядела совершенно буднично и ничем не напоминала грозную тьму в туннеле метро. Она располагалась всего на несколько ступеней ниже основного уровня, и там пахло камнем и ладаном, а не сажей и потом. Шон прошел по проходу до комнатки, где в центре каменного пола горела большая свеча. Там же находились несколько почтительно склонивших головы туристов и гид, рассказывавший им об убийстве Томаса Бекета[43], произошедшем в этом самом месте 29 декабря 1170 года.

Кто избавит меня от этого мятежного попа? Томас был смутьяном.

Томас, с которым дружил Шон, определенно был образцовым смутьяном, даже в смерти, столь эффектно явившись этим Беркам.