Леди не движется

— Что б ты в любви понимала. Я тебе говорю — не было там ничего. Он животное, просто вонючее похотливое животное. Такой же, как его бараны. И яйца небось висят, как у барана. Тьфу. Элен, конечно, истинная леди. Она всегда улыбается, ни одной жалобы, и не скажешь, что несчастна. Вот это я понимаю — воспитание. Уж конечно, она никогда и не намекала, что недовольна мужем. Но как же мне жалко ее. Август — ее старший. От отца только сложение взял. Лицом-то он в мать пошел. Мозгами — не знаю в кого, Элен была мудрой, но я бы не сказала, что у нее есть способности к наукам или еще к чему. Она, знаешь, такая — ровная во всем. Удивительно приятная женщина. Отец у Августа — дурак. И животное. Так и не понял, какое сокровище ему досталось. И оба младших ребенка — там еще дочь и сын — характером в папашу уродились. Август — нет, он мамин сын. Ты говоришь, за справедливость он. А что, верю. Элен такая же. Только она, понятно, для борьбы не создана. Но не терпела, чтобы при ней кого-то унижали. Ни-ког-да. А Августа я с детства знаю. С его детства. Он даже тут был, когда Элен приезжала инкогнито. Хорошенький беленький ягненочек, кучерявенький такой. Кто бы мог подумать, что вымахает в натурального медведя. А в два года был, Дел, не поверишь, — как кукла. По лицу не поймешь даже, мальчик или девочка, настолько красив. Глазищи в половину лица, а ресницы — выше бровей достают. Меня аж до слез пробирало. Главное, не сказать чтоб сильно пухленький. Ребенок как ребенок, сытый. Да Макс таким же был, кстати, и на лицо похож, только волосы черные.

— Так Август и сейчас не толстый, у него кость широкая, а жира-то нет.

— В детстве и кости широкой не было. Я тебе говорю, мы с Элен ждали, что он пошел в ее породу, а среди шотландских Маккинби здоровяков нет, там все сухие и длинные. Вот, а помогаю ему я, конечно, из-за Элен. По старой памяти. Ну не могу ж я отказать ее сыну. Ладно, — сказала Валери, — на самом деле я рада, что ты покончила с чертовой разведкой. То, чем ты занимаешься сейчас, конечно, тоже не блеск, но если разобраться — а под таким боссом можно и поработать.

— Валери…

— Делла, я отлично понимаю, что тебе нравится быть самой хитрой и самой удачливой. Чего не понимать? У меня предки, блин, пираты! Я все отлично понимаю. Ты неправа в другом. Знатная женщина, Делла, может заниматься чем угодно. При одном условии: она командует. Вот резидент, у которого под рукой десять таких нелегалов, каким была ты, — это совсем другое дело. А подчиняться можно только человеку, который еще знатнее тебя. — Валери поднялась. — Переодевайся. Ужинаем через час, в Золотой столовой. Помнишь еще, как найти?

Она наконец уползла, оставив меня наедине с грустными мыслями. Чувствуя себя разбитой, я приняла душ и переоделась к ужину. Посмотрелась в зеркало и цинично подумала: ну да, публика поверит в наше примирение, ага. Как же ей не поверить, если у женщины черные тени под глазами и потухший взгляд?

В столовую я едва не опоздала, пришла чуть не последней. Место княгини уже заняла Валери, и правильно сделала: по этикету я была разведенной женой, а не хозяйкой дома. Впрочем, я терпеть не могла эту замшелую рассадку за столом, когда муж с женой оказывались на разных концах, в максимальном удалении друг от друга. Ужиная в тесном кругу, мы никогда не придавали значения условностям, соблюдалось единственное правило: князь должен садиться на княжеское место. И только.

Макс оставил мне место по левую руку от себя. По диагонали от меня устроили Эмбер. Я почему-то нисколько не удивилась, увидев, как оживленно она болтает с Татьяной. Собственно, почему бы Татьяне и не проявить снисходительность, ведь она убедилась, что «эта мартышка» Эмбер не станет ее родственницей.

Я изображала аппетит и радость от встречи. Макс сверкал за нас обоих, но, конечно, заметил мою хандру.

— Устала? — спросил он еле слышно.

— С изумлением узнала, что вы с Августом, оказывается, кузены.

— Да, — удивился Макс, — конечно.

— Но у вас страшная родовая вражда, и даже упоминать о том не следует.

— Ай, — Макс отмахнулся, — это анекдот, а не вражда. У нас деды друг с другом не разговаривали, но им так и полагалось, они же братья. А все остальные родственники превосходно общаются. Да мать еще… сама виновата. Ее в Эдинбурге как родную принимали. Собственно, почему «как»? — родня и есть. Так она за каким-то чертом полезла объяснять Элен, что та неправильно выбрала мужа, на этой почве поругалась с бабкой — той самой, — и с тех пор развлекается сочинением мифов. Я тоже был в Эдинбурге, но совсем мелкий, почти ничего не помню. А как сюда Августа привозили — помню.

— Слушай, а ваш первый поединок, на шпагах, — из-за чего был? Август сказал, что вызывал ты, а он не запомнил повод.

Макс аж задохнулся от возмущения:

— Не помнит! Дел, ты кому веришь?!

— Ему, а что?