Вечер получился веселым и теплым. Мери очень нравилась эта женщина, напоминавшая Сесили в ее лучших проявлениях. Кроме Корнеля, в семье было еще трое детей, и вскоре после рождения самого младшего отец семейства, моряк, вышел в море и пропал. Обычное дело среди моряков… Мать растила ребятишек одна, бралась за любую работу, затем пристроила троих старших, чтобы иметь возможность прокормить хотя бы одного. Мадлен обладала стойкостью и жизненной силой, которой так не хватало Сесили. Повезло Корнелю, что он как раз и оказался тем самым младшим, иначе вряд ли к двадцати двум годам — а сейчас ему было ровно столько — парню удалось бы выковать такой поистине железный характер.
Мери не хотелось уходить из-за стола, но, когда свечи почти догорели, Мадлен поднялась, взяла со стола подсвечник и, подавляя зевок, пожелала «своим мальчикам» доброй ночи.
Корнель и Мери жили в одной комнате, впрочем, в домишке и было-то всего две. Как в прошлый раз, когда они спали рядом, так и на «Жемчужине», где никакая близость не была возможна, Корнель переносил соседство девушки сравнительно легко, но сейчас все переменилось.
Во взгляде его, направленном на Мери, читалось настойчивое требование. Она отвернулась. Конечно, Корнель — красивый мужчина, но нельзя же терять из виду главной цели. Тем более что она так сильно привязана к Форбену.
— Я пошла! — решила девушка.
— Куда это?
— К нему, — ответила она таким тоном, будто это яснее ясного.
— Только не этой ночью, — отозвался Корнель, глядя ей прямо в глаза. Его взгляд обжигал.
— Почему — не этой ночью?
— Потому что он тебя не ждет, — только наполовину соврал Корнель.
Но он был совершенно уверен, что капитан поблагодарит его за отсрочку свидания с Мери, надо же ему навести хоть какой-то порядок в своих мыслях и намерениях. Мери, разозленная тем, что в ответе Корнеля может быть куда больше истины, чем ей хотелось бы, прощупала друга взглядом. Чтобы совсем уже убедить ее, Корнель добавил:
— Ситуация теперь отличается от прежней, Мери… Не торопи его!
— У него хватало времени на то, чтобы обо всем подумать, — не уступала Мери. Поколебалась, потом схватила с вешалки плащ и направилась к двери.
Корнель удержал ее за руку, и Мери поняла: останься она сейчас, ей не избежать его объятий.
— Ты совершаешь ошибку, — продолжал настаивать Корнель.
— Ну и что? Сама же за нее и расплачусь!
Он ослабил хватку, отпустил пленницу. Впрочем, Мери Рид давно уже не та слабая пленница, которую «Жемчужина» привезла в Брест два месяца тому назад. Теперь она ни в ком не нуждалась для своей защиты.
Надев туго облегающие икры сапоги, закутавшись в длинный плащ, не снимая руки с эфеса шпаги, Мери, не встретив в пути никаких препятствий, добралась до особняка Форбена. Дверь оказалась заперта. Девушка постучала. Взглянула на закрытые ставни, увидела за ними свет. Да, точно — в комнате Форбена. Сочится между деревянными планками. Мери присела на корточки, нащупала в темноте камешки, собрала и стала метать их в окно. Несколько попыток — и ставни открылись. В окне появился Форбен. Мери чуть отступила, чтобы показаться ему, и замерла с открытым ртом: за силуэтом капитана обрисовался женский силуэт! И эта женщина приблизилась к ее Форбену и обняла за плечи!
Мери почувствовала в животе тугой болезненный узел, фонарь выпал у нее из рук, пламя дрогнуло и погасло. Она развернулась и бегом устремилась подальше от этого дома.
14
— Кто это был? — вкрадчиво спросила за спиной Форбена его гостья.
— Да никто, — ответил он, и сердце его сжалось. Он закрыл ставни. — Мальчишка какой-то, стоило бы ему хорошенько по заднице надавать, чтобы не валял дурака…
Обернувшись, он увидел, что, воспользовавшись случаем, Эмма де Мортфонтен уже освободилась от корсета. Его не проведешь! С той минуты, как эта дамочка объявилась, он знал: цель ее приезда в Брест — найти Мери. Считая Эмму не слишком способной к настоящей любви и размышляя о том, какую выгоду она надеется извлечь из этого свидания на самом деле, Форбен решил изобразить себя простачком, чтобы открыть намерения нежданной гостьи, и притворился, что страшно рад встрече после стольких лет.
Эмма, тут нечего душой кривить, оказалась (или стала?) еще красивее, чем ему помнилась, но, как и во времена их прежних встреч, капитан ощутил тот же говорящий об угрозе холодок внутри: несомненно, такое неприятное чувство предвещает опасность. И это его возбуждало — как всякая предстоящая битва. Он шагнул к Эмме, а она прошептала:
— Вам кажется, что я бесстыдна, капитан?
— Ничуть, — улыбнулся он. Кровь его вскипала от созерцания такой красоты. — Вы открываете мне возможности, о которых я столько мечтал, не решаясь приступить к их осуществлению…
Форбен обнял распутницу и поймал губами ее губы, подставленные ему для поцелуя…
Когда он выпустил ее из своих жарких объятий, Эмма сладострастно потянулась и перешла, наконец, к признаниям: